1825 год, 11-го октября, только что пришедший пехотный полк к крепости Брауану, готовился к смотру главнокомандующего Кутузова. Это должен был быть обычный смотр, как всегда, но был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Полковой командир не понял это приказ, он не мог понять в какой форме нужно быть солдатам: в походной или же в парадной? Совет офицеров решил, что полк будет представлен в парадной форме, склоняясь на то, "что всегда лучше перекланяться, чем недокланяться". После длинного перехода, солдаты готовились всю ночь, и к утру полк был идеально готов к смотру главнокомандующего. В это время к ним прискакал офицер из главного штаба, чтобы разъяснить приказа Кутузова, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором он шел, то есть в походной форме. Кутузов намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этой целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Из этого следует, что офицеры очень серьёзно отнеслись к приказу главнокомандующего Кутузова, так как недопоняли его.
Эпитеты: серый зимний день; она была загадочна, непонятна для меня; красив почему-то южной, горячей красотой; красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот; старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским.
Метафоры: разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь; желтоволосую Русь я вообще не люблю. ...пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти. Полный месяц нырял в облаках над Кремлем. Дошел до Иверской, внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей.
Из этого следует, что офицеры очень серьёзно отнеслись к приказу главнокомандующего Кутузова, так как недопоняли его.
Эпитеты: серый зимний день; она была загадочна, непонятна для меня; красив почему-то южной, горячей красотой; красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот; старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским.
Метафоры: разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь; желтоволосую Русь я вообще не люблю. ...пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти. Полный месяц нырял в облаках над Кремлем. Дошел до Иверской, внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей.