Внимательно прочитайте высказывание Н.В. Гоголя и постарайтесь найти в тексте ошибку и ее исправить.
Н.В. Гоголь: «В «Ревизоре» я решился собрать в кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за один раз погоревать надо всем».
Вариант задания.
«В «Мертвых душах» я решился собрать в кучу все дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за один раз посмеяться надо всем».
Н.В. Гоголь: «Это лицо должно быть типом многого, разбросанного в разных русских характерах, но которое здесь соединилось случайно в одном лице, как весьма часто попадается и в натуре. Всякий хоть на минуту, если на несколько минут, делался или делается Городничим, но натурально в этом не хочет признаться»
Поэзия Кайсына Кулиева — это поэзия духа, балкарского духа. В становлении его как поэта и человека свою роль сыграло высокогорное старинное балкарское селение Верхний Чегем, где он постигал науку жизни. После школы он учился в педагогическом техникуме, ГИТИСе, Литературном институте имени Горького в Москве. В 40-х годах ХХ века преподавал в Кабардино-Балкарском университете, писал о проблемах развития балкарской литературы, стихи о жизни, событиях, времени.
Кайсын жил жизнью своего народа и страны. В июне 1940 года ушёл в армию. С боями Кулиев фронтовыми дорогами Великой Отечественной, был десантником, военным корреспондентом газеты «Сын Отечества», принимал участие в боях за освобождение Москвы, Орла, Ростова, Украины, Крыма, Прибалтики.
Весть о депортации балкарского народа застала его в госпитале в марте 1944 года. Немного оправившись от ранения в апреле 1944-го, он побывал сначала в родном Чегемском ущелье, затем отправился вслед за своим народом. «Чернее быть не может дня, потери больше», — напишет он спустя годы об этой зловещей акции.
Как офицеру и талантливому поэту, ему было предоставлено право жить там, где он хочет. Но Кайсын отказался, твёрдо решив быть со своим народом. Он был человеком чести и высокого морального склада. Более десяти лет прожил Кайсын Кулиев в Киргизии. На это время приходится его общение с творческой интеллигенцией ингушского народа — Джемалдином Яндиевым, Идрисом Базоркиным и другими. Сегодня их потомки — заслуженный врач Ингушетии Аза Идрисовна Базоркина и кандидат филологических наук Марьям Яндиева — вспоминают о том, как часто общались они в те годы друг с другом.
Свои воспоминания о Кайсыне Кулиеве писал Гирихан Гагиев, который восторженно ценил братство Джемалдина и Кайсына. О дружбе Кайсына и Идриса вспоминает сегодня Джемали Ахильгов, живущий в Джейрахе, и часто рассказывает стихи Кайсына на память. «В них столько силы и мудрости», — восхищается он.
Будучи в депортации, все свои переживания за судьбу народа, всю внутреннюю борьбу с несправедливостью Кайсын излагал в стихах, хотя и предположить не мог, что они когда-нибудь увидят свет. Представители депортированных народов не имели права на издание своих трудов, а уж тем более касаться темы депортации. Читали они свои стихи в узком кругу друзей и расходились далеко за полночь, каждый в душе лелея справедливость. Поэты-депортанты, творческая интеллигенция чувствительней других испытали на себе «катастрофичность своего времени, одиночество, безнадежность», состояние «социальной смерти». И всё же они черпали огромную силу жизни в себе, в глубокой и непоколебимой вере в дух народа уберечь и сохранить его в трагические годы.
Через всё творчество Кайсына Кулиева проходит красной линией любовь к родным местам, истории и традициям балкарцев. Надо знать и ценить народную культуру, считал К. Кулиев. «Только через образы отчей земли, своего очага, через опыт родного народа» можно понять культуру других народов мира, говорил он.
Он ещё больше и глубже обращается к истокам народной культуры. «Наши пословицы созданы философами и поэтами гор — пахарями и каменотесами, пастухами и дровосеками, которые не могли увековечить свои мысли в фолиантах и томах. Изречения рождались за сохой, у пастушеского костра, под звездным небом, в дороге или у очага. И остались жить вместе со звездами, лунным светом, хлебом и водой. Они были рождены жизнью. Их главная сущность — правдивость и точность. Они выражают глубину, непосредственность и совестливость народной философии. Они будут жить до тех пор, пока будут живы языки, на которых они созданы», — писал в своей книге «Так растёт дерево» К. Кулиев.
К. Кулиев безумно любил горы, видел в них кристальную благодетель. В своих стихах радость он возвышал до гор, скорбь выражал, обращаясь к горам, достоинство и честь соизмерял с горами. «Горы скорбят, как люди, и нельзя измерить глубину их горя», — писал поэт. О мужестве горцев, живущих в высокогорье, пишет он в стихотворении «В горах». Сила слова и мысли Кайсына чеканят зов: «... так живи, чтоб наши горы тебя стыдиться не могли». Сразу после возвращения из депортации в 1957 году появляется на свет сборник его стихов «Горы», в 1959-ом — «Я пришёл с гор», в 1962-ом — «Огонь на горе» и др.
Объяснение:
Трудная конструкция вида жилища в ранешном цветаевском творчестве содержит определенный автобиографический ключ, обозначенный в произведении «Ты, чьи сны ещё непробудны…» Жилище юношества лирической героини, вместивший в себя веселый «невозвратно-чудный мир», получает парадную метафорическую характеристику «душа моей души». Столичный топоним, два раза упомянутый в стихотворном тексте, вчеркивает жилище в место возлюбленного мегаполиса, священного «нерукотворного града».
В произведении 1911 г. отыскала отблеск широкая содержание родного жилища, неотделимого от вида мегаполиса. Воплощением идеализированного домашнего мира столичной старины стал обобщенный тип домиков. Они, будто живы существа, играют роль лирического адресата: анализируемый слово раскрывается воззванием к главному виду.
Личностные мемуары детских и юношеских лет лирического «я» определяют особенности изображения домиков. В ансамбль последних интегрирован список обычных подробностей внутреннего убранства, свойственных для обстановки богатых городских жителей границы XIX—XX вв.: разукрашенные потолки в комнатах, большие зеркала, портреты праотцов, черные портьеры, декоративные составляющие на кованых воротах. Зрительный ряд дополняется звуковым сопровождением — музыкой, исполняемой на клавишном инструменте. С образом мечтательных «томных» дам, прабабушек героини, связано упоминание о кудряшках, склонившихся к рукоделию. Данный тип сооружен по основам синекдохи. Вид, включающая различные подробности, в очах героини делается «знаком породы», прототипом гармонического существования.
В зачине заявлен мелодия пропадания и разрушения, придающий лирическому повествованию элегическое звучание. Древние строительства сравниваются с «дворцами ледяными». Волшебный контекст призван выделить идея о ненадежности, иллюзорности: возникновение и пропадание прекрасных домов, образующихся по велению волшебства, случается в один момент и быстро.
Антитезу уходящей великолепной старине оформляет дисгармоническое реальное, выражением которого выступают современные безликие и «грузные» строительные коробки. Не укрывая собственной неприязни, тип речи назовет новостройки «уродами» и ассоциирует их со охранниками, угрожающими смертью милым домикам. Вопросительные интонации, организующие перечисление вещных восприметпримет прежней жизни, подчеркивают потерянность, тревогу и боль субъекта речи. Совместно с исчезновением исторических кварталов уходит гармоника, уступая пространство агрессивной бездушной нашего времени.
ВОТ ТАК. НАДЕЮСЬ