Одной из особенностей творческой манеры Чуковского является наличие т.н. «сквозных» персонажей, которые переходят из сказки в сказку. При этом они не объединяют произведения в некий последовательный «сериал», а как бы параллельно существуют в нескольких мирах в разных вариациях.
Например, Мойдодыра можно встретить в «Телефоне» и «Бибигоне», а Крокодила Крокодиловича – в «Телефоне», «Мойдодыре» и «Бармалее».
Но, наверное, самыми многовариативными персонажами писателя стали добрый доктор Айболит и злой пират-людоед Бармалей. Так в прозаическом «Докторе Айболите» («пересказе по Гью Лофтингу») – доктор родом из зарубежного города Пиндемонте, в «Бармалее» – из советского Ленинграда, а в поэме «Одолеем Бармалея» – из сказочной страны Айболитии. То же и с Бармалеем. Если в одноименной сказке он исправляется и едет в Ленинград, то в прозаическом варианте его сжирают акулы, а в «Одолеем Бармалея» и вовсе расстреливают из автомата.
Рисунок В. Конашевича из прозаического пересказа «Доктор Айболит».
Рисунок В. Конашевича из прозаического пересказа «Доктор Айболит».
Сказки об Айболите – постоянный источник споров о плагиате. Одни считают, что Корней Иванович бессовестно украл сюжет у Хью Лофтинга и его сказок о докторе Дулиттле, другие же — считают, что Айболит возник у Чуковского раньше и лишь потом был использован в пересказе Лофтинга.[5] И прежде, чем мы начнем восстанавливать «темное Айболита, необходимо сказать несколько слов и об авторе «Доктора Дулиттла».
Хью Лофтинг (Hugh Lofting) (1886-1947).
Хью Лофтинг (Hugh Lofting) (1886-1947).
Итак, Хью Лофтинг родился в Англии в 1886 г. и, хотя с детства обожал животных (он любил возиться с ними на маминой ферме и даже организовал домашний зоопарк), выучился он вовсе не на зоолога или ветеринара, а на железнодорожного инженера. Впрочем, и эта профессия позволила ему посещать экзотические страны Африки и Южной Америки.
В 1912 г. Лофтинг переехал жить в Нью-Йорк, обзавелся семьей и даже начал пописывать в журналы разные профильные статьи. Но так, как он еще оставался британским подданным, то с началом 1-й Мировой войны его призвали на фронт лейтенантом Ирландской гвардии. Его дети очень скучали по папе, и он обещал постоянно писать им письма. Но разве напишешь малышам об окружающей кровавой бойне? И вот под впечатлением от картины гибнущих на войне лошадей Лофтинг начал сочинять сказку о добром докторе времен викторианской эпохи 1830-40 гг., который выучил звериный язык и всячески разным животным. Доктор получил говорящее имя «Do-Little» («Делать малое»), заставляющее вспомнить Чехова и его принцип «малых дел».
В рассказе Шукшина критики перед читателем предстает трогательная картина отношений дедушки и внука, которые увлекаются просмотром различного кино в деревенском клубе. Их иронично родители Петьки (внука) называют критиками, как бы намекая на подлинную ценность всех их споров и киноведческих бесед. Тем не менее, подобное отношение ничуть не заботит, да и может ли заботить таких людей.
Шукшин предлагает нам картину самого простого и примитивного восприятия искусства. Эти люди ходят для того чтобы получить эмоции, увидеть увлекательный сюжет. Например, если на экране драка, то они спорят не поддельная ли, если эротическая сцена – приговаривают от возбуждения и с легкой иронией.
На самом деле и тогда и сейчас довольно много людей воспринимает искусство именно таким образом. Развлечение является основным мотивом, кино становится своеобразной частью картины мира, перемешивается с жизненным опытом и фантазиями.
Такое восприятие в действительности довольно интересно, так как обладает многогранной структурой и представляет собой занятную психическую конструкцию. Шукшин даже подчеркивает как дед Тимофей может услышать какую-то другую фразу, не такую как сказали актеры и засмеяться не впопад. Он легко и простодушно воспринимает кино, не углубляется в какой-то язык выразительности, иносказательность, видит происходящее на экране подобно тому как наблюдают за природой.
Совершенно иным является восприятие кино у городских людей, которые становятся тут как бы антиподом сельских критиков. Они понимают, кино, по сути, – обман, но обман, созданный для чего-то, чтобы сообщить чувствам зрителя какие-то смыслы, содержание, к примеру, личности изображаемого героя.
Именно об этом и спорят эти две стороны, не отыскивая совершенно никаких точек соприкосновения. В свойственной ему манере Шукшин предлагает фигуру городского человека как немного насмешливого, такого, кто знает немного больше чем деревенский, относится снисходительно как относятся к ребенку. В этом восприятии на самом деле подчеркивается смена времен, утрата патриархального уклада.
В восприятии Тимофея все просто: драка на экране – драка, плотник – либо плотник, либо подделка. Он сам плотник и может об этом судить. Представитель города смотрит на эту простоту и только улыбается, для него такое «любопытно», как любопытны зверушки в зоопарке, но, по сути, он обладает более шаткой картиной мира, которую символически разрушает дед своим сапогом.
Вариант 2
В буддизме привязанность к собственному эго рассматривается как одна из причин страдания, а эго как таковое представляет собой простыми словами личность, то, как человек определяет и видит себя. Вероятно, Шукшин немного знал о буддизме, а может быть, знал многое, но он точно представлял себе, как мнимые различия могут мешать людям понять друг друга, ощутить взаимное счастье и действительно приносить другому пользу.
В рассказе Критики рассматривается пример именно такого мнимого различия в сфере, которая была довольно хорошо известна автору. Он говорит о том, как воспринимает мир человек деревни и образованный человек города. Деревню представляют «критики» дедушка и внук, которые обожают ходить в кино и на собственный лад обсуждать различные примеры этого искусства.
Со стороны города выступают родственники, которые приехали гостить. Между ними завязывается диалог касательно особенностей кино. Городские образованные люди видят в нем тонкое искусство, которое следует рассматривать образно, ориентироваться на содержание, деревенские – акцентируют внимание на деталях.
На самом деле Тимофей не является каким-то глупым человеком, его возмущение вполне понятно. Он просто другой, его личность немного другая, также как другой и приехавший из города родственник. Он воспитывался в определенных условиях и считает именно такое отношение к действительности верным и правомочным.
Тут трудно спорить или искать абсолютную истину. Даже если углубляться в сам вопрос – кино дает возможность для разного восприятия, именно поэтому и является искусством и напрасно выделять какие-то строгие рамки, чтобы понять кино именно так «как нужно». При этом речь, конечно, не о том чтобы рассматривать сам вопрос, но о том, чтобы обратиться к взаимоотношениям между людьми.
Родственники Петьки непрестанно повторяют «интересно», но на самом деле им не интересно. Эти слова попросту выражают надменность. Гораздо лучше было бы если бы другой человек мог искренне и на самом деле заинтересоваться кем-то помимо себя и воззрений собственной личности, такой интерес позволил бы достигнуть чего-то действительно ценного.
ВОТ!
Объяснение:
Одной из особенностей творческой манеры Чуковского является наличие т.н. «сквозных» персонажей, которые переходят из сказки в сказку. При этом они не объединяют произведения в некий последовательный «сериал», а как бы параллельно существуют в нескольких мирах в разных вариациях.
Например, Мойдодыра можно встретить в «Телефоне» и «Бибигоне», а Крокодила Крокодиловича – в «Телефоне», «Мойдодыре» и «Бармалее».
Но, наверное, самыми многовариативными персонажами писателя стали добрый доктор Айболит и злой пират-людоед Бармалей. Так в прозаическом «Докторе Айболите» («пересказе по Гью Лофтингу») – доктор родом из зарубежного города Пиндемонте, в «Бармалее» – из советского Ленинграда, а в поэме «Одолеем Бармалея» – из сказочной страны Айболитии. То же и с Бармалеем. Если в одноименной сказке он исправляется и едет в Ленинград, то в прозаическом варианте его сжирают акулы, а в «Одолеем Бармалея» и вовсе расстреливают из автомата.
Рисунок В. Конашевича из прозаического пересказа «Доктор Айболит».
Рисунок В. Конашевича из прозаического пересказа «Доктор Айболит».
Сказки об Айболите – постоянный источник споров о плагиате. Одни считают, что Корней Иванович бессовестно украл сюжет у Хью Лофтинга и его сказок о докторе Дулиттле, другие же — считают, что Айболит возник у Чуковского раньше и лишь потом был использован в пересказе Лофтинга.[5] И прежде, чем мы начнем восстанавливать «темное Айболита, необходимо сказать несколько слов и об авторе «Доктора Дулиттла».
Хью Лофтинг (Hugh Lofting) (1886-1947).
Хью Лофтинг (Hugh Lofting) (1886-1947).
Итак, Хью Лофтинг родился в Англии в 1886 г. и, хотя с детства обожал животных (он любил возиться с ними на маминой ферме и даже организовал домашний зоопарк), выучился он вовсе не на зоолога или ветеринара, а на железнодорожного инженера. Впрочем, и эта профессия позволила ему посещать экзотические страны Африки и Южной Америки.
В 1912 г. Лофтинг переехал жить в Нью-Йорк, обзавелся семьей и даже начал пописывать в журналы разные профильные статьи. Но так, как он еще оставался британским подданным, то с началом 1-й Мировой войны его призвали на фронт лейтенантом Ирландской гвардии. Его дети очень скучали по папе, и он обещал постоянно писать им письма. Но разве напишешь малышам об окружающей кровавой бойне? И вот под впечатлением от картины гибнущих на войне лошадей Лофтинг начал сочинять сказку о добром докторе времен викторианской эпохи 1830-40 гг., который выучил звериный язык и всячески разным животным. Доктор получил говорящее имя «Do-Little» («Делать малое»), заставляющее вспомнить Чехова и его принцип «малых дел».
Объяснение:
Анализ произведения Критики Шукшина
В рассказе Шукшина критики перед читателем предстает трогательная картина отношений дедушки и внука, которые увлекаются просмотром различного кино в деревенском клубе. Их иронично родители Петьки (внука) называют критиками, как бы намекая на подлинную ценность всех их споров и киноведческих бесед. Тем не менее, подобное отношение ничуть не заботит, да и может ли заботить таких людей.
Шукшин предлагает нам картину самого простого и примитивного восприятия искусства. Эти люди ходят для того чтобы получить эмоции, увидеть увлекательный сюжет. Например, если на экране драка, то они спорят не поддельная ли, если эротическая сцена – приговаривают от возбуждения и с легкой иронией.
На самом деле и тогда и сейчас довольно много людей воспринимает искусство именно таким образом. Развлечение является основным мотивом, кино становится своеобразной частью картины мира, перемешивается с жизненным опытом и фантазиями.
Такое восприятие в действительности довольно интересно, так как обладает многогранной структурой и представляет собой занятную психическую конструкцию. Шукшин даже подчеркивает как дед Тимофей может услышать какую-то другую фразу, не такую как сказали актеры и засмеяться не впопад. Он легко и простодушно воспринимает кино, не углубляется в какой-то язык выразительности, иносказательность, видит происходящее на экране подобно тому как наблюдают за природой.
Совершенно иным является восприятие кино у городских людей, которые становятся тут как бы антиподом сельских критиков. Они понимают, кино, по сути, – обман, но обман, созданный для чего-то, чтобы сообщить чувствам зрителя какие-то смыслы, содержание, к примеру, личности изображаемого героя.
Именно об этом и спорят эти две стороны, не отыскивая совершенно никаких точек соприкосновения. В свойственной ему манере Шукшин предлагает фигуру городского человека как немного насмешливого, такого, кто знает немного больше чем деревенский, относится снисходительно как относятся к ребенку. В этом восприятии на самом деле подчеркивается смена времен, утрата патриархального уклада.
В восприятии Тимофея все просто: драка на экране – драка, плотник – либо плотник, либо подделка. Он сам плотник и может об этом судить. Представитель города смотрит на эту простоту и только улыбается, для него такое «любопытно», как любопытны зверушки в зоопарке, но, по сути, он обладает более шаткой картиной мира, которую символически разрушает дед своим сапогом.
Вариант 2
В буддизме привязанность к собственному эго рассматривается как одна из причин страдания, а эго как таковое представляет собой простыми словами личность, то, как человек определяет и видит себя. Вероятно, Шукшин немного знал о буддизме, а может быть, знал многое, но он точно представлял себе, как мнимые различия могут мешать людям понять друг друга, ощутить взаимное счастье и действительно приносить другому пользу.
В рассказе Критики рассматривается пример именно такого мнимого различия в сфере, которая была довольно хорошо известна автору. Он говорит о том, как воспринимает мир человек деревни и образованный человек города. Деревню представляют «критики» дедушка и внук, которые обожают ходить в кино и на собственный лад обсуждать различные примеры этого искусства.
Со стороны города выступают родственники, которые приехали гостить. Между ними завязывается диалог касательно особенностей кино. Городские образованные люди видят в нем тонкое искусство, которое следует рассматривать образно, ориентироваться на содержание, деревенские – акцентируют внимание на деталях.
На самом деле Тимофей не является каким-то глупым человеком, его возмущение вполне понятно. Он просто другой, его личность немного другая, также как другой и приехавший из города родственник. Он воспитывался в определенных условиях и считает именно такое отношение к действительности верным и правомочным.
Тут трудно спорить или искать абсолютную истину. Даже если углубляться в сам вопрос – кино дает возможность для разного восприятия, именно поэтому и является искусством и напрасно выделять какие-то строгие рамки, чтобы понять кино именно так «как нужно». При этом речь, конечно, не о том чтобы рассматривать сам вопрос, но о том, чтобы обратиться к взаимоотношениям между людьми.
Родственники Петьки непрестанно повторяют «интересно», но на самом деле им не интересно. Эти слова попросту выражают надменность. Гораздо лучше было бы если бы другой человек мог искренне и на самом деле заинтересоваться кем-то помимо себя и воззрений собственной личности, такой интерес позволил бы достигнуть чего-то действительно ценного.