Олицетворение ильи: илья муромец – главный герой киевского цикла былин. важнейшие из них: "исцеление ильи муромца", "илья и соловей-разбойник", "илья и сокольник", "илья в ссоре с князем владимиром", "илья и калин-царь", "илья и идолище поганое". наиболее древними считаются былины о бое ильи муромца с соловьем-разбойником и о бое с сокольником (его сыном) . еще в xix веке ученые задумывались над тем, кто стоит за былинным образом противника богатыря – соловья-разбойника. одни в нем видели мифическое существо – олицетворение сил природы, бортника-древолаза, другие высказывали мнение о заимствовании этого образа из фольклора других народов. третьи придерживались взгляда, согласно которому соловей – обычный человек, занимающийся разбоем. за свое умение громко свистеть он был прозван соловьем. в былинном повествовании соловей-разбойник изображен как существо, живущее в лесах со всем своим выводком. в былине рассказывается о воинских подвигах ильи. он отправляется из дома, из села карачарово, что под муромом, в стольный град киев на службу к князю владимиру. по пути илья совершает свой первый подвиг. у чернигова он разбивает вражеское войско, осадившее город. у того ли города чернигова нагнано-то силушки черным-черно, а ий черным-черно, как черно ворона. а илья, "дородный добрый молодец", стал эту силу великую конем топтать и копьем колоть. и побил он эту силу великую. за это черниговские мужики приглашали его в чернигов воеводою, но богатырь не согласился, поскольку ехал он служить всей земле. его , что дорога в киев неспокойна и опасна: заколодила дорожка, замуравела, как у той ли-то у грязи-то у черноей, да у той ли у березы у покляпыя… сидит соловей-разбойник со сыром дубу, сидит соловей-разбойник одихмантьев сын. противник ильи изображен в былине гиперболизированно, его грозная сила преувеличена. это злодей-разбойник. он "свищет по-соловьему", "кричит позвериному". от этого "травушки-муравы уплетаются, все лазоревы цветочки осыпаются, темны лесушки к земле все приклоняются, а что есть людей – то все мертвы лежат". однако илью не испугало мужиков черниговских. он выбирает "дорогу прямоезжую". добрый богатырский конь ильи, услышав посвист соловья, "упирается, на корзни спотыкается". но богатырь бесстрашен. он готов совершить свой второй подвиг. поединок описан лаконично, в былинной традиции. илья берет тугой лук "разрывчатый", натягивает "тетивочку шелковую", накладывает "стрелочку каленую" и стреляет. поверженного соловья он пристегивает к "стремечку булатному" и везет в киев. это первый приезд богатыря в киев, его никто здесь еще не знает. князь не верит рассказу ильи, сомневается, что можно проехать по той дороге, где нагнано силы множество и владычествует соловей-разбойник. тогда илья ведет князя к соловью. но разбойник признает над собой только власть ильи, видя в нем достойного противника и победителя, почитает его выше князя. на приказ владимира продемонстрировать свое искусство, соловей отвечает: "не у вас-то я сегодня, князь, , а не вас-то я хочу да и послушати. я обедал-то у старого казака ильи муромца, да его хочу-то я послушати". тогда илья муромец приказывает ему засвистеть "в полсвиста соловьиного" и "в полкрика звериного". но соловей ослушался и засвистел во всю силу. "маковки на теремах покривились, а околенки во теремах рассыпались от него, посвиста соловьиного, что есть людишек, то все мертвы лежат". а владимир-князь "куньей шубонькой укрывается". только илья устоял на ногах. со словами: "тебе полно-тко свистать да по-соловьему, тебе полно-тко слезить да отцов-матерей, тебе полно-тко вдовить да жен молодых, тебе полно-тко спущать сиротать малых детушек! " он рубит соловью голову. подвиг ильи был наполнен особым смыслом для современников, выступавших за объединение.
Как известно, Вергилий написал свою знаменитейшую «Энеиду» по инициативе Августа. Он желал в пышной форме прославить империю Августа, так как был ее искренним приверженцем. Грандиозный рост Римской империи нуждался как в исторической, так и в идеологической подпочве. Но самих исторических фактов в подобных случаях бывает мало. Здесь всегда на приходит мифология, роль которой заключается, чтобы обычную историю превратить в чудо. Таким мифологическим обоснованием всей римской истории и есть та концепция, которую использовал Вергилий в своей поэме. Он не был ее изобретателем, а лишь своего рода реформатором, а главное – ее талантливым выразителем. Мотив прибытия Энея к Италии встречается еще у греческого лирика Стесихора. Римские эпики и историки тоже не отставали в этом от греков, и почти каждый из них отдавал дань этой легенде.
Современное состояние вергилиеведения позволяет уверенно судить о высоком уровне изученности проблемы жанрового своеобразия национального римского эпоса «Энеиды» как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении. Методологически значимыми для курсовой работы являются труды С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова, В.Н. Топорова, Н.В. Моревой-Вулих. Значимую научную установку дает С.С. Аверинцев в своей работе «Две тысячи лет с Вергилием: Перечитывая классику». Он подчеркивает величие Вергилия как «поэта истории как времени, насыщенного значением, поэт «знамений времени», определяющих конец старому и начало новому».
Актуальность изучения проблемы жанра «Энеиды» заключается в выяснении той значимости, которую обрело произведение, став национальным римским эпосом и чтившееся в веках как самое полное и законченное выражение римской культуры.
По определению С.С. Аверинцева, значимость Вергилия заключается в том, что «это поэт истории как времени, насыщенного значением, поэт «знамений времени», определяющих конец старому и начало новому; он сумел превратить свой Рим в общечеловеческий символ истории - конца и нового начала» [Аверинцев: 1982, с.201].
Первоначальный замысел «Энеиды» сводился к намерению воспеть «битвы Цезаря», т.е. Октавиана, о чем Вергилий объявил еще в «Георгиках» [Покровский: 1942, с. 198].
Окончательная «Энеида» не имеет с этим ничего общего, ее предмет шире и выше:
не история, а миф,
не Август, а Рим,
не свершенные подвиги, а предопределенная миссия. В судьбе героя, Энея, представлена судьба римского народа, и шире, судьба человечества.
Как известно, Вергилий написал свою знаменитейшую «Энеиду» по инициативе Августа. Он желал в пышной форме прославить империю Августа, так как был ее искренним приверженцем. Грандиозный рост Римской империи нуждался как в исторической, так и в идеологической подпочве. Но самих исторических фактов в подобных случаях бывает мало. Здесь всегда на приходит мифология, роль которой заключается, чтобы обычную историю превратить в чудо. Таким мифологическим обоснованием всей римской истории и есть та концепция, которую использовал Вергилий в своей поэме. Он не был ее изобретателем, а лишь своего рода реформатором, а главное – ее талантливым выразителем. Мотив прибытия Энея к Италии встречается еще у греческого лирика Стесихора. Римские эпики и историки тоже не отставали в этом от греков, и почти каждый из них отдавал дань этой легенде.
Современное состояние вергилиеведения позволяет уверенно судить о высоком уровне изученности проблемы жанрового своеобразия национального римского эпоса «Энеиды» как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении. Методологически значимыми для курсовой работы являются труды С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова, В.Н. Топорова, Н.В. Моревой-Вулих. Значимую научную установку дает С.С. Аверинцев в своей работе «Две тысячи лет с Вергилием: Перечитывая классику». Он подчеркивает величие Вергилия как «поэта истории как времени, насыщенного значением, поэт «знамений времени», определяющих конец старому и начало новому».
Актуальность изучения проблемы жанра «Энеиды» заключается в выяснении той значимости, которую обрело произведение, став национальным римским эпосом и чтившееся в веках как самое полное и законченное выражение римской культуры.
По определению С.С. Аверинцева, значимость Вергилия заключается в том, что «это поэт истории как времени, насыщенного значением, поэт «знамений времени», определяющих конец старому и начало новому; он сумел превратить свой Рим в общечеловеческий символ истории - конца и нового начала» [Аверинцев: 1982, с.201].
Первоначальный замысел «Энеиды» сводился к намерению воспеть «битвы Цезаря», т.е. Октавиана, о чем Вергилий объявил еще в «Георгиках» [Покровский: 1942, с. 198].
Окончательная «Энеида» не имеет с этим ничего общего, ее предмет шире и выше:
не история, а миф,
не Август, а Рим,
не свершенные подвиги, а предопределенная миссия. В судьбе героя, Энея, представлена судьба римского народа, и шире, судьба человечества.