В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева змей потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел ее, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлет ее домой. Собачонка записочку отнесет и ответ принесет. Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытываться и допыталась. — Есть, — говорит змей, — в Киеве Никита Кожемяка — тот меня сильней. Как ушел змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить. Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошел его просить выручить их дочку из тяжелой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя — испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошел. Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот — осиротил их лютый змей, — и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слезы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил ее смолою, весь пенькою обмотался и пошел. Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, бревнами завалился и к нему не выходит. — Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! — сказал Кожемяка и стал уже бревна руками разбрасывать. Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле. Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту: — Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я — в другой. — Хорошо, — сказал Никита. — Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было. Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в нее змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провел Никита борозду от Киева до самого Черного моря и говорит змею: — Землю мы разделили — теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло. Стали воду делить — вогнал Никита змея в Черное море, да там его и утопил. Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери. Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют ее на память о Никите Кожемяке.
Весело сияет Месяц над селом; Белый снег сверкает Синим огоньком.Месяца лучами Божий храм облит; Крест под облаками, Как свеча, горит.Пусто, одиноко Сонное село; Вьюгами глубоко Избы занеслоТишина немая В улицах пустых, И не слышно лая Псов сторожевых богу, Спит крестьянский люд, Позабыв тревогу И тяжелый труд.Лишь в одной избушке Огонек горит: Бедная старушка Там больна лежит.Думает-гадает Про своих сирот: Кто их приласкает, Как она умрет.Горемыки-детки, Долго ли до бед! Оба малолетки, Разуму в них нет;Как начнут шататься По дворам чужим — Мудрено ль связаться С человеком злым!..А уж тут дорога Не к добру лежит: Позабудут бога, Потеряют стыд.Господи, помилуй Горемык-сирот! Дай им разум-силу, Будь ты им в оплот!..И в лампадке медной Теплится огонь, Освещая бледно Лик святых икон,И черты старушки, Полные забот, И в углу избушки Дремлющих сирот.Вот петух бессонный Где-то закричал; Полночи спокойной Долгий час настал.И бог весть отколе Песенник лихой Вдруг промчался в поле С тройкой удалой,И в морозной дали Тихо потонул И напев печали, И тоски разгул.
Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытываться и допыталась.
— Есть, — говорит змей, — в Киеве Никита Кожемяка — тот меня сильней.
Как ушел змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить.
Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошел его просить выручить их дочку из тяжелой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя — испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошел.
Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот — осиротил их лютый змей, — и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слезы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил ее смолою, весь пенькою обмотался и пошел.
Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, бревнами завалился и к нему не выходит.
— Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! — сказал Кожемяка и стал уже бревна руками разбрасывать.
Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.
Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:
— Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я — в другой.
— Хорошо, — сказал Никита. — Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.
Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в нее змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провел Никита борозду от Киева до самого Черного моря и говорит змею:
— Землю мы разделили — теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.
Стали воду делить — вогнал Никита змея в Черное море, да там его и утопил.
Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.
Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют ее на память о Никите Кожемяке.
Месяц над селом;
Белый снег сверкает
Синим огоньком.Месяца лучами
Божий храм облит;
Крест под облаками,
Как свеча, горит.Пусто, одиноко
Сонное село;
Вьюгами глубоко
Избы занеслоТишина немая
В улицах пустых,
И не слышно лая
Псов сторожевых богу,
Спит крестьянский люд,
Позабыв тревогу
И тяжелый труд.Лишь в одной избушке
Огонек горит:
Бедная старушка
Там больна лежит.Думает-гадает
Про своих сирот:
Кто их приласкает,
Как она умрет.Горемыки-детки,
Долго ли до бед!
Оба малолетки,
Разуму в них нет;Как начнут шататься
По дворам чужим —
Мудрено ль связаться
С человеком злым!..А уж тут дорога
Не к добру лежит:
Позабудут бога,
Потеряют стыд.Господи, помилуй
Горемык-сирот!
Дай им разум-силу,
Будь ты им в оплот!..И в лампадке медной
Теплится огонь,
Освещая бледно
Лик святых икон,И черты старушки,
Полные забот,
И в углу избушки
Дремлющих сирот.Вот петух бессонный
Где-то закричал;
Полночи спокойной
Долгий час настал.И бог весть отколе
Песенник лихой
Вдруг промчался в поле
С тройкой удалой,И в морозной дали
Тихо потонул
И напев печали,
И тоски разгул.