Любовь - бывает разная. Если мы говорим о том, что чаще всего подразумевается под любовью, - о любви-страсти, то с этим, конечно, вовсе не к Петру и Февронии, а, скажем, к Тристану и Изольде и к роману о них. Любовный напиток - прекрасная метафора этой страсти, от которой "сносит крышу" настолько, что всё остальное не просто теряет смысл и значение, но и фактически перестаёт существовать. С ней невозможно бороться: она не предназначалась ему, как и он - ей, она замужем за другим, как и он женат на другой, но во всём мире для него есть только она, как и для неё - только он. Эта страсть может длиться всю жизнь (а может быть - и ещё дольше), но недаром она показана как греховная: на её основе практически невозможен семейный союз. Она самоцель и самоценность, но в этом и её главная слабость.
"Повесть о Петре и Февронии" скорее говорит о любви-предназначении. Условие Февронии "аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его" - это не прагматичная попытка не упустить свой шанс и извлечь максимальную выгоду для себя из сложившейся ситуации, а знание собственного предназначения. Феврония с самого начала знает не только то, что Пётр попытается её обмануть, но и то, что в конечном счёте она станет его женой. Потому что она предназначена ему, а он - ей.
Выгоден этот брак, похоже, в гораздо большей степени как раз князю Петру. Если, конечно, понимать под выгодой не улучшение социального положения, а духовное совершенствование. Недаром вся первая сцена Петра и Февронии является яркой метафорой покаяния: кровь змия (=дьявола), попав на Петра, приносит ему болезнь (=грех). Это проявляется в греховной раздвоенности сознания Петра (он думает одно, но говорит другое). Именно поэтому исцеление Петра оказывается не окончательным, и от того, что грех не изжит полностью (=непомазанный струп), болезнь снова завладевает всем его существом.
В моем детстве не было Тома Сойера. Я попадала в неприятности вместе с Незнайкой, дружила с Булычевской Алисой и распутывала загадочные дела в детективах из серии "Черный котенок". А Тома Сойера не было... И это было неправильно, так неправильно, что недавно он ворвался в мою размеренную взрослую жизнь и утянул с собой в провинциальный городок Сент-Питерсберг (ну и ну!:)) Сначала взрослый человек во мне возмущался:"Ах, какой озорник! Какой шалун! Да как он обращается с бедной тетей Полли! Как он донимает одноклассников и учителя! Никакого сладу с этим мальчишкой!" Но взрослый звучал все тише и неуверенней. И через некоторое время Том победил меня. Я позволила ребенку внутри себя веселиться с этим мальчишкой, искать клад, быть пиратом и разбойником, с восторгом следить за каждой выдумкой своего нового друга. И несколько дней меня не было в душной, дымной, раскаленной Москве. Я просто пропала. Пропала в этой книге с ее ощущением детства, с ее восторженными открытиями, с ее любопытством и интересом к миру, с ее новым взглядом на обычные вещи.
Как жаль, что не читала ее раньше.
(Том Сойер напомнил мне маленького Джонни Воробьева из книги Владислава Крапивина "Мушкетер и фея"))
"Повесть о Петре и Февронии" скорее говорит о любви-предназначении. Условие Февронии "аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его" - это не прагматичная попытка не упустить свой шанс и извлечь максимальную выгоду для себя из сложившейся ситуации, а знание собственного предназначения. Феврония с самого начала знает не только то, что Пётр попытается её обмануть, но и то, что в конечном счёте она станет его женой. Потому что она предназначена ему, а он - ей.
Выгоден этот брак, похоже, в гораздо большей степени как раз князю Петру. Если, конечно, понимать под выгодой не улучшение социального положения, а духовное совершенствование. Недаром вся первая сцена Петра и Февронии является яркой метафорой покаяния: кровь змия (=дьявола), попав на Петра, приносит ему болезнь (=грех). Это проявляется в греховной раздвоенности сознания Петра (он думает одно, но говорит другое). Именно поэтому исцеление Петра оказывается не окончательным, и от того, что грех не изжит полностью (=непомазанный струп), болезнь снова завладевает всем его существом.
В моем детстве не было Тома Сойера. Я попадала в неприятности вместе с Незнайкой, дружила с Булычевской Алисой и распутывала загадочные дела в детективах из серии "Черный котенок". А Тома Сойера не было... И это было неправильно, так неправильно, что недавно он ворвался в мою размеренную взрослую жизнь и утянул с собой в провинциальный городок Сент-Питерсберг (ну и ну!:))
Сначала взрослый человек во мне возмущался:"Ах, какой озорник! Какой шалун! Да как он обращается с бедной тетей Полли! Как он донимает одноклассников и учителя! Никакого сладу с этим мальчишкой!" Но взрослый звучал все тише и неуверенней. И через некоторое время Том победил меня. Я позволила ребенку внутри себя веселиться с этим мальчишкой, искать клад, быть пиратом и разбойником, с восторгом следить за каждой выдумкой своего нового друга. И несколько дней меня не было в душной, дымной, раскаленной Москве. Я просто пропала. Пропала в этой книге с ее ощущением детства, с ее восторженными открытиями, с ее любопытством и интересом к миру, с ее новым взглядом на обычные вещи.
Как жаль, что не читала ее раньше.
(Том Сойер напомнил мне маленького Джонни Воробьева из книги Владислава Крапивина "Мушкетер и фея"))