Мне было лет десять, когда со мной случилось то, что я вам сейчас расскажу.
Дело было летом. Я жил тогда с отцом на хуторе, в южной России. Кругом хутора на несколько верст тянулись степные места. Ни лесу, ни реки близко не было; неглубокие овраги, заросшие кустарником, точно длинные зеленые змеи, прорезали там и сям ровную степь. Ручейки сочились по дну этих оврагов; кой-где, под самой кручью, виднелись роднички с чистой, как слеза, водою; к ним вели протоптанные тропинки — и возле воды, на сырой грязце, перекрещивались следы птиц и мелких зверков. Им хорошая вода так же нужна, как и людям.
Отец мой был страстным охотником; и как только не был занят по хозяйству — и погода стояла хорошая, — он брал ружье, надевал ягдташ, звал своего старого Трезора и отправлялся стрелять куропаток и перепелов. Зайцами он пренебрегал, предоставляя их псовым охотникам, которых величал борзятниками. Другой дичи у нас не водилось, разве вот осенью налетали вальдшнепы. Но перепелов и куропаток было много, особенно куропаток. По опушкам оврагов то и дело попадались разрытые кружки сухой пыли, местечки, где они копались. Старый Трезор тотчас делал стойку, причем его хвост дрожал и кожа на лбу сдвигалась складками; а у отца лицо бледнело — и он осторожно взводил курки. Он часто брал меня с собою... большое это было для меня удовольствие! Я засовывал штаны в голенища, надевал через плечо фляжку — и сам воображал себя охотником! Пот лил с меня градом, мелкие камешки забивались мне в сапоги; но я не чувствовал усталости и не отставал от отца. Когда же раздавался выстрел и птица падала, я всякий раз подпрыгивал на месте и даже кричал — так мне было весело! Раненая птица билась и хлопала крыльями то на траве, то в зубах Трезора — с нее текла кровь, а мне все-таки было весело, и никакой жалости я не ощущал.
В селе Котловка есть кабак "Притынный". В жаркий июльский день автора мучила жажда и он подошёл к этому кабаку. Около него он встретил двух приятелей - Моргача и Обалдуя. Из их разговора автор узнал, что в кабаке проводится соревнование певцов, в котором должен участвовать лучший в околотке певец Яшка Турок. Автор присутствовал на соревновании. В кабаке собралось много народу, в том числе гуляка Евграф Иванов (Оболдуй) и Моргач. Всем распоряжался Дикий Барин (Перевлесов). Первым запел рядчик из Жиздры. Это был плотный, невысокий рябой мужчина лет 30-ти. Он пел задорную плясовую песню, играя голосом и цепляя слушателей "украшениями". Затем настала очередь Яшки. Яшке было около 23 лет. Он был худ, имел большие серые глаза и свело-русые кудри. Яшка происходил от пленной турчанки. Итак, Яков запел. Начал он неуверенно, но в его голосе зазвучали страсть, грусть и скорбь. В нём пела русская душа и трогала слушателей за сердце. У всех навернулись слёзы на глаза. Тогда рядчик сам признал своё поражение.
Мне было лет десять, когда со мной случилось то, что я вам сейчас расскажу.
Дело было летом. Я жил тогда с отцом на хуторе, в южной России. Кругом хутора на несколько верст тянулись степные места. Ни лесу, ни реки близко не было; неглубокие овраги, заросшие кустарником, точно длинные зеленые змеи, прорезали там и сям ровную степь. Ручейки сочились по дну этих оврагов; кой-где, под самой кручью, виднелись роднички с чистой, как слеза, водою; к ним вели протоптанные тропинки — и возле воды, на сырой грязце, перекрещивались следы птиц и мелких зверков. Им хорошая вода так же нужна, как и людям.
Отец мой был страстным охотником; и как только не был занят по хозяйству — и погода стояла хорошая, — он брал ружье, надевал ягдташ, звал своего старого Трезора и отправлялся стрелять куропаток и перепелов. Зайцами он пренебрегал, предоставляя их псовым охотникам, которых величал борзятниками. Другой дичи у нас не водилось, разве вот осенью налетали вальдшнепы. Но перепелов и куропаток было много, особенно куропаток. По опушкам оврагов то и дело попадались разрытые кружки сухой пыли, местечки, где они копались. Старый Трезор тотчас делал стойку, причем его хвост дрожал и кожа на лбу сдвигалась складками; а у отца лицо бледнело — и он осторожно взводил курки. Он часто брал меня с собою... большое это было для меня удовольствие! Я засовывал штаны в голенища, надевал через плечо фляжку — и сам воображал себя охотником! Пот лил с меня градом, мелкие камешки забивались мне в сапоги; но я не чувствовал усталости и не отставал от отца. Когда же раздавался выстрел и птица падала, я всякий раз подпрыгивал на месте и даже кричал — так мне было весело! Раненая птица билась и хлопала крыльями то на траве, то в зубах Трезора — с нее текла кровь, а мне все-таки было весело, и никакой жалости я не ощущал.
Автор присутствовал на соревновании. В кабаке собралось много народу, в том числе гуляка Евграф Иванов (Оболдуй) и Моргач. Всем распоряжался Дикий Барин (Перевлесов).
Первым запел рядчик из Жиздры. Это был плотный, невысокий рябой мужчина лет 30-ти. Он пел задорную плясовую песню, играя голосом и цепляя слушателей "украшениями".
Затем настала очередь Яшки. Яшке было около 23 лет. Он был худ, имел большие серые глаза и свело-русые кудри. Яшка происходил от пленной турчанки. Итак, Яков запел. Начал он неуверенно, но в его голосе зазвучали страсть, грусть и скорбь. В нём пела русская душа и трогала слушателей за сердце. У всех навернулись слёзы на глаза. Тогда рядчик сам признал своё поражение.