Образ Жени — один из центральных в повести. С каждой повой сценой все отчетливее вырисовывается характер шаловливой, увлекающейся девочки, выросшей без матери, тоскующей по родительской ласке. Старшая сестра любит ее, но напускает на себя излишнюю строгость и «взрослость», не хочет понять маленьких, но важных для Жени тайн, сердится на ее «вечно нелепые шутки», неохотно отвечает на наивные и ненужные, как ей самой кажется, вопросы. Гайдар дает читателям возможность проникнуть в сущность взаимоотношений между сестрами: Ольга заботится о Жене, но считает необходимым поучать ее, не чувствует, что обижает сестру своим недоверием. Когда разрешается один из конфликтов повести — между взрослыми и детьми, достаточно интонационного намека в голосе Жени («Оля, ты до стола не дотрагивайся. Вот этот револьвер у них громко стреляет»), чтобы Георгий и Ольга восстановили неизвестные им звенья событий, приведших к возникновению тайны Тимура и Жени. И тайна игры, ревностно хранимая от холодных, непонимающих глаз взрослых, открывается и им, ставшим наконец друзьями детей
Образ Жени — один из центральных в повести. С каждой повой сценой все отчетливее вырисовывается характер шаловливой, увлекающейся девочки, выросшей без матери, тоскующей по родительской ласке. Старшая сестра любит ее, но напускает на себя излишнюю строгость и «взрослость», не хочет понять маленьких, но важных для Жени тайн, сердится на ее «вечно нелепые шутки», неохотно отвечает на наивные и ненужные, как ей самой кажется, вопросы. Гайдар дает читателям возможность проникнуть в сущность взаимоотношений между сестрами: Ольга заботится о Жене, но считает необходимым поучать ее, не чувствует, что обижает сестру своим недоверием. Когда разрешается один из конфликтов повести — между взрослыми и детьми, достаточно интонационного намека в голосе Жени («Оля, ты до стола не дотрагивайся. Вот этот револьвер у них громко стреляет»), чтобы Георгий и Ольга восстановили неизвестные им звенья событий, приведших к возникновению тайны Тимура и Жени. И тайна игры, ревностно хранимая от холодных, непонимающих глаз взрослых, открывается и им, ставшим наконец друзьями детей
