Іванко мав (28z + 10) грн. Він купив 2 склянки соку, за який заплатив 2z гривень, і тістечко, що в три рази дорожче за 2 склянки соку. Скільки грошей у нього залишилося?
Родители Бетховена жили в Бонне. Они часто меняли свою квартиру. Иногда они меняли свою квартиру, потому что она была очень некрасивой, иногда из-за недружелюбных соседей. Наконец, когда старшему сыну Людвигу стало 3 года, они нашли новую квартиру у пекаря Фишера в переулке Рейна, на 2-ом этаже. Любимое местечко Людвига теперь из-за вида было наверху на чердаке. Здесь он часто сидел и смотрел через люк на Рейн после парома. Госпожа Магдалена, мать Людвига, была недовольна, что маленький мальчик сидел часами у люка, она боялась, что с малышом там наверху что-то могло случиться. Все же, его на много старшая подруга Сесилия, дочь пекаря, успокаивала мать и говорила, что люк был обнесен проволокой. Маленький мальчик был очень доволен новой квартирой. Ему нравилась не только прекрасная местность поблизости Рейна, но и семья пекаря и даже булочная привлекали его. Все же не долго он оставался в этой квартире, родители переехали снова в другую квартиру. Из-за свое работы отец хотел жить поближе к замку. Ведь Иоганн ван Бетховен был княжеским придворным тенором. Теперь они жили в новом переулке, где было далеко не настолько красиво как у Фишера. Пекарни и магазина не было, в которых Людвиг мог продавать. Его желанием было стать кондитером. Таким он мог освободиться от музыки. Да, а теперь? Они переселились, и кроме пианино и скрипки он должен был учиться играть теперь также на других инструментах. Это можно было как-нибудь избежать, если бы отец не был таким строгим, бессердечным и несправедливым. Часто он бил его и оставлял его часами без передышки заниматься, поэтому Людвиг сначала ненавидел музыку.
Чаптыра атларны кучер, суккалап та тарткалап.
Кич иде. Шатлык белән нурлар чәчеп ай ялтырый;
Искән әкрен җил белән яфрак, агачлар калтырый.
Һәр тараф тын. Уй миңа тик әллә ни җырлый, укый;
Нәрсәдәндер күз эленгән һәм тәмам баскан йокы.
Бер заман ачсам күзем, бер төрле яп-ят кыр күрәм;
Аһ, бу нинди айрылу? Гомремдә бер тапкыр күрәм.
Сау бул инде, хуш, бәхил бул, и минем торган җирем,
Мин болай, шулай итәм дип, төрле уй корган җирем.
Хуш, гомер иткән шәһәр! инде еракта калдыгыз;
Аһ! таныш йортлар, тәмам күздән дә сез югалдыгыз.
Эч поша, яна йөрәк, хәсрәт эчендә, уйда мин;
Ичмасам иптәш тә юк ич, тик икәү без: уй да мин.
Аһ, гөнаһым шомлыгы, бу кучеры бик тын тагын,
Җырламыйдыр бер матурның балдагын йә калфагын!
Әллә нәрсәм юк кеби; бер нәрсә юк, бер нәрсә ким;
Бар да бар, тик юк туганнар, мин ятим монда, ятим.
Монда бар да ят миңа: бу Миңгали, Бикмулла кем?
Бикмөхәммәт, Биктимер — берсен дә белмим, әллә кем!
Сездән айрылып, туганнар! — җайсыз, уңгайсыз тору;
Бу тору, әйтергә мөмкиндер, кояш-айсыз тору.
Шундый уйлар берлә таштай катты китте башларым;
Чишмә төсле, ихтыярсыз акты китте яшьләрем.
Бер тавыш килде колакка, яңгырады бер заман:
«Тор, шәкерт! Җиттек Казанга, алдыбызда бит Казан».
Бу тавыш бик ачты күңлем, шатлыгымнан җан яна;
«Әйдә чап, кучер, Казанга! Атларың ку: на! на-на!»
Әйтә иртәнге намазга бик матур, моңлы азан;
И Казан! дәртле Казан! моңлы Казан! нурлы Казан!
Мондадыр безнең бабайлар түрләре, почмаклары;
Мондадыр дәртле күңелнең хурлары, оҗмахлары.
Монда хикмәт, мәгърифәт һәм монда гыйрфан, монда нур;
Монда минем нечкә билем, җәннәтем һәм монда хур...