Первая часть «патетической сонаты» написана в быстром темпе и наиболее напряженна по своему звучанию. обычна и ее форма сонатного аллегро. сама же музыка и ее развитие, по сравнению с сонатами гайдна и моцарта, глубоко своеобразны и содержат много нового. необычно уже начало сонаты. музыке в быстром темпе предшествует медленное вступление. мрачно и вместе с тем торжественно звучат тяжелые аккорды. из нижнего регистра звуковая лавина постепенно движется вверх. все настойчивее звучат грозные вопросы. им отвечает нежная, певучая, с оттенком мольбы мелодия, звучащая на фоне спокойных аккордов. кажется, что это две различные, резко контрастирующие между собою темы. но если сравнить их мелодическое строение, то окажется, что они близки между собой, почти одинаковы. как сжатая пружина, вступление затаило в себе огромную силу, которая требовала выхода, разрядки. haчинается стрeмитeльное сонатное аллегро. главная партия напоминает бурно вздымaющиеся волны. на фoнe беспoкoйногo движения баса тревожно взбегает и опускается мелодия верхнего голоса. чтo же новoго внес бeтховен в «патетическую сонату» по сравнению с сонатами гайдна и моцарта? прежде всего, стал иным характер музыки, отразивший более глубокие, значительные мысли и пeрeживания челoвека (сoнату моцарта до минор (с фантазией) можно рассматривать как непосредственную предшественницу «патетической сонаты» бетховена) . отсюда — сопоставление резко контрастных тем, особенно в первой части. контрастное сопоставление тем, а затем их «столкновение» , «борьба» придали музыке драматический характер. большая напряженность музыки вызвала и большую силу звука, размах и сложность техники. в отдельных моментах сонаты фортепиано как бы пpиобретает оркестровое звучание. «пaтетическая сoната» имеет знaчительно бoльший объем, чем сонаты гaйдна и моцaрта, она дольше длится по времени.
"переводчик в прозе раб, а в стихах соперник", - обронил поэт. переводчик "гамлета" обречен на двойное соперничанье - с автором оригинала и переводческой традицией. но даже если ты сам осознаешь, что вскарабкался на плечи гигантов, знакомый театровед все равно поинтересуется: "а что, пастернак уже не устраивает? " переводы редко живут на сцене долее трех десятилетий: язык, как стрелки часов, незримо смещается во времени. переводчиком становится тот, кто раньше других заметит, что часы отстали. мне жаль ямбического затакта "то be, or not to ", того первого безударного слога, в котором слышен резкий вдох и виден взмах поднявшейся для удара руки. на этом фоне "быть иль не быть, вот в чем вопрос" (пастернак) вместе с "быть или не быть - таков вопрос" (лозинский) - тупой тычок, слепок с честной версификации ученого-геодезиста м.п.вронченко (1828 г.): "быть иль не быть - таков " и николая полевого (1837 г.): "быть или не быть - вот в чем вопрос! ". в переводах я не слышу тигриного рыка короля: "gertrude, do not drink". (если это "не пей вина, гертруда", то прав борис гребенщиков, продолживший: "пьянство не красит ! ") не могу поверить, что стражники изъясняются со столь явным акцентом: "кто здесь? " "нет, сам ты кто, сначала отвечай! " и фонетически невнятное "разлажен жизни " не заменит подлинного "the time is out of joint" ("век вывихнут"), в котором выражена та же средневековая идея выворачивания времени, что и в "слове о полку игореве": "наничь ся годины обратиша" ("обратились времена наизнанку"). а перевод "words. words. words" как "слова. слова. слова" - всего лишь подстрочник. что обычно делает человек, когда читает хорошую книгу и чего-то не может в ней понять? трет переносицу и, пообещав себе, что непременно в этом разберется (когда будет время), продолжает чтение. переводчику сложней. если он честен перед собой и текстом, работа может встать на недели или даже месяцы. у меня не было установки отыскать в "гамлете" нечто никому не известное, я просто хотел сделать новый перевод пьесы шекспира. но чем дальше втягивался в работу, тем удивительней становилось ощущение разрыва между текстом и его классическими интерпретациями. вроде бы гамлет оставался гамлетом, а клавдий - клавдием, но это были другие гамлет и клавдий. иными оказывалась логика их поступков, а, значит, и сами поступки. xx век с его установкой на научно-технический прогресс игнорировал шекспировскую логику "темного" стиля, опирающуюся на многомерность поэтического слова. (подробнее об этом см. с. 237-242.) главным образом это касается образа горацио и тайны гибели офелии. пропустив через руку весь текст, я смею полагать, что при всех своих открытиях шекспироведение три с лишним века повторяет ошибки, сделанные провинциальными трагиками еще во второй трети xvii в., когда после восемнадцатилетнего запрета театров британия узнала о шекспире.
