За четыре года, в течение которых Лядов вел группу Сергея Прокофьева, у академически настроенного профессора сложилось устойчивое предубеждение против складывающегося композиторского облика Прокофьева. Лядов признавал его огромное композиторское дарование и понимал, что именно Прокофьев должен учиться в классе свободного сочинения. Но он не мог принять диссонантного звучания сочинений Прокофьева и не мог представить его своим учеником. Из более позднего разговора Лядова с Николаем Мясковским известно, что до экзамена по классу форм Лядов планировал взять Прокофьева в свой класс. Класс форм Прокофьев проходил у И. И. Витоля в 1908/1909 учебном году, и этот год был перерывом в общении Прокофьева с Лядовым. Анатолий Константинович пришел только на выпускной экзамен по классу форм, где Сергей Прокофьев демонстрировал свои сочинения. Среди сочинений, представленных на экзамене, была и оперная сцена, которая особенно нравилась Прокофьеву за ее современный музыкальный язык. То, что нравилось Прокофьеву, больше всего не понравилось экзаменаторам.
Обсуждение ученических работ проходило при закрытых дверях, но Лядов кипел от возмущения. Его реплики, видимо, хорошо слышные в коридоре, попали в Дневник Сергея Прокофьева:
"...
Лядов орал больше всех.
— Ну, а ваше мнение? — спрашивают у него.
— Я ничего не скажу! — кричит Лядов. — Ничего не скажу и никого в класс к себе не возьму. Ни гармонии, ни формы, ни музыки — ничего нет! Драконы какие-то!
Затем все говорят сразу. Потом опять Лядов:
— Они все хотят быть Скрябиными. Скрябин дошел до этого через двадцать лет, а Прокофьев чуть не с пеленок хочет так писать!
Затем все стихает.
Слышно опять Лядова.
— Это какое-то шествие слонов!
— Прокофьев — это несомненный талант, а пишет... черт его знает что!
..."
Сейчас кажется очень странным тот факт, что из курса, в котором учились такие талантливые ученики, как Сергей Прокофьев и Николай Мясковский, по результатам экзамена в класс свободного сочинения были приняты ученики Ф. Акименко и С. Розовский. Они были успешны в теоретических предметах, но их таланты были гораздо скромнее. Возможно, именно благодаря этому их сочинения были наиболее академичными и приемлемыми для Лядова.
Сергей Прокофьев не был принят в класс свободного сочинения Лядова, но в силу характера он не мог отступить, не добившись своего. Первым делом он обратился за к А. К. Глазунову. Глазунов направил его в класс Н. А. Соколова, что Прокофьевым не рассматривалось даже как возможность в крайнем случае. Тогда Прокофьев решился на разговор с самим Лядовым. Он вел разговор так, что Лядову нечем было аргументировать свой отказ, и в результате Лядов согласился принять Прокофьева. Разговор Прокофьева с Лядовым записан в Дневнике:
"...
— Анатолий Константинович, правда, что вы меня не берете?
— Да помилуйте, куда уж тут...
— Как же это, был я у вас четыре года, попал случайно на год к Витолю, почти выучился у вас всему, и вдруг для окончания вы меня не хотите взять!
— Да где же мне уж вас учить: не вам у меня теперь надо учиться, а мне у вас!.. Вы таких драконов выводите, куда мне вас теперь учить!
Я отвечал:
— Именно теперь, когда я якобы на ложном пути, меня надо направить на путь истинный; а тут мне говорят, мол, ты законченный композитор, получай диплом и убирайся вон из консерватории! Да я, во-первых, и не все такую музыку пишу, если хотите, я могу показать вам мою симфонию, там ничего такого ужасного нет.
— А секунды?
— А что секунды?
— Да у «современников» ведь играли же вашу вещь секундами? Все секунды, секунды, секунды...
Лядов, шевеля двумя пальцами в воздухе, очень наглядно иллюстрировал эти секунды.
— Ну, что ж, ведь пишут же так — ну, и я попробовал, а им понравилось...
— Так вот летом напишите что-нибудь, а с осени мне покажите, я вас и приму тогда.
Відповідь:
За четыре года, в течение которых Лядов вел группу Сергея Прокофьева, у академически настроенного профессора сложилось устойчивое предубеждение против складывающегося композиторского облика Прокофьева. Лядов признавал его огромное композиторское дарование и понимал, что именно Прокофьев должен учиться в классе свободного сочинения. Но он не мог принять диссонантного звучания сочинений Прокофьева и не мог представить его своим учеником. Из более позднего разговора Лядова с Николаем Мясковским известно, что до экзамена по классу форм Лядов планировал взять Прокофьева в свой класс. Класс форм Прокофьев проходил у И. И. Витоля в 1908/1909 учебном году, и этот год был перерывом в общении Прокофьева с Лядовым. Анатолий Константинович пришел только на выпускной экзамен по классу форм, где Сергей Прокофьев демонстрировал свои сочинения. Среди сочинений, представленных на экзамене, была и оперная сцена, которая особенно нравилась Прокофьеву за ее современный музыкальный язык. То, что нравилось Прокофьеву, больше всего не понравилось экзаменаторам.
Обсуждение ученических работ проходило при закрытых дверях, но Лядов кипел от возмущения. Его реплики, видимо, хорошо слышные в коридоре, попали в Дневник Сергея Прокофьева:
"...
Лядов орал больше всех.
— Ну, а ваше мнение? — спрашивают у него.
— Я ничего не скажу! — кричит Лядов. — Ничего не скажу и никого в класс к себе не возьму. Ни гармонии, ни формы, ни музыки — ничего нет! Драконы какие-то!
Затем все говорят сразу. Потом опять Лядов:
— Они все хотят быть Скрябиными. Скрябин дошел до этого через двадцать лет, а Прокофьев чуть не с пеленок хочет так писать!
Затем все стихает.
Слышно опять Лядова.
— Это какое-то шествие слонов!
— Прокофьев — это несомненный талант, а пишет... черт его знает что!
..."
Сейчас кажется очень странным тот факт, что из курса, в котором учились такие талантливые ученики, как Сергей Прокофьев и Николай Мясковский, по результатам экзамена в класс свободного сочинения были приняты ученики Ф. Акименко и С. Розовский. Они были успешны в теоретических предметах, но их таланты были гораздо скромнее. Возможно, именно благодаря этому их сочинения были наиболее академичными и приемлемыми для Лядова.
Сергей Прокофьев не был принят в класс свободного сочинения Лядова, но в силу характера он не мог отступить, не добившись своего. Первым делом он обратился за к А. К. Глазунову. Глазунов направил его в класс Н. А. Соколова, что Прокофьевым не рассматривалось даже как возможность в крайнем случае. Тогда Прокофьев решился на разговор с самим Лядовым. Он вел разговор так, что Лядову нечем было аргументировать свой отказ, и в результате Лядов согласился принять Прокофьева. Разговор Прокофьева с Лядовым записан в Дневнике:
"...
— Анатолий Константинович, правда, что вы меня не берете?
— Да помилуйте, куда уж тут...
— Как же это, был я у вас четыре года, попал случайно на год к Витолю, почти выучился у вас всему, и вдруг для окончания вы меня не хотите взять!
— Да где же мне уж вас учить: не вам у меня теперь надо учиться, а мне у вас!.. Вы таких драконов выводите, куда мне вас теперь учить!
Я отвечал:
— Именно теперь, когда я якобы на ложном пути, меня надо направить на путь истинный; а тут мне говорят, мол, ты законченный композитор, получай диплом и убирайся вон из консерватории! Да я, во-первых, и не все такую музыку пишу, если хотите, я могу показать вам мою симфонию, там ничего такого ужасного нет.
— А секунды?
— А что секунды?
— Да у «современников» ведь играли же вашу вещь секундами? Все секунды, секунды, секунды...
Лядов, шевеля двумя пальцами в воздухе, очень наглядно иллюстрировал эти секунды.
— Ну, что ж, ведь пишут же так — ну, и я попробовал, а им понравилось...
— Так вот летом напишите что-нибудь, а с осени мне покажите, я вас и приму тогда.
— Значит, надеяться можно?
— Да, вот напишите.
..."
Пояснення: