Шопен великий польский композитор. подобно моцарту и бетховену, он прославился и как гениальный пианист. и в той и в другой области шопен сказал свое слово: обогатил музыку новым содержанием и образами, раскрыл ее новые, неизвестные до того времени выразительные возможности, ввел новые приемы пианистического исполнительства.в отличие от многих своих предшественников и современников шопен сочинял почти исключительно для фортепиано. он не оставил ни одной оперы, ни одной симфонии или увертюры. исключение составляют несколько камерных сочинений: одно трио (для фортепиано, скрипки и виолончели), соната для виолончели, около двадцати песен. тем более поразительно дарование композитора, сумевшего создать так много яркого, нового в одной лишь области фортепианной музыки.необычно сложилась и жизнь шопена. поляк по происхождению, горячо любивший родину и преданный ей, он все свои зрелые годы вплоть до смерти провел на чужбине. но это не помешало ему остаться глубоко национальным композитором. подобно великому глинке в музыке, шопен стал основоположником польской классической музыки, создав на основе народных песен и танцев высокохудожественные, неповторимо своеобразные произведения.музыка шопена признана была гениальной еще при жизни композитора. в наши дни произведения шопена являются неотъемлемой частью концертных, учебных, конкурсных программ. немало пианистов советской страны завоевали мировое признание замечательным исполнением произведений шопена (софроницкий, нейгауз, рихтер).начиная с 1927 года в варшаве регулярно устраиваются конкурсы имени шопена. первой премии на первом конкурсе был удостоен советский пианист лев оборин.детство и юные годы детство и годы учения. фридерик шопен родился (согласно официальным документам) 22 февраля 1810 года в недалеко от варшавы, столицы польши, местечке желязова воля. сам композитор, однако, считал датой своего рождения 1 марта, что подтверждала и его мать.
"переводчик в прозе раб, а в стихах соперник", - обронил поэт. переводчик "гамлета" обречен на двойное соперничанье - с автором оригинала и переводческой традицией. но даже если ты сам осознаешь, что вскарабкался на плечи гигантов, знакомый театровед все равно поинтересуется: "а что, пастернак уже не устраивает? " переводы редко живут на сцене долее трех десятилетий: язык, как стрелки часов, незримо смещается во времени. переводчиком становится тот, кто раньше других заметит, что часы отстали. мне жаль ямбического затакта "то be, or not to ", того первого безударного слога, в котором слышен резкий вдох и виден взмах поднявшейся для удара руки. на этом фоне "быть иль не быть, вот в чем вопрос" (пастернак) вместе с "быть или не быть - таков вопрос" (лозинский) - тупой тычок, слепок с честной версификации ученого-геодезиста м.п.вронченко (1828 г.): "быть иль не быть - таков " и николая полевого (1837 г.): "быть или не быть - вот в чем вопрос! ". в переводах я не слышу тигриного рыка короля: "gertrude, do not drink". (если это "не пей вина, гертруда", то прав борис гребенщиков, продолживший: "пьянство не красит ! ") не могу поверить, что стражники изъясняются со столь явным акцентом: "кто здесь? " "нет, сам ты кто, сначала отвечай! " и фонетически невнятное "разлажен жизни " не заменит подлинного "the time is out of joint" ("век вывихнут"), в котором выражена та же средневековая идея выворачивания времени, что и в "слове о полку игореве": "наничь ся годины обратиша" ("обратились времена наизнанку"). а перевод "words. words. words" как "слова. слова. слова" - всего лишь подстрочник. что обычно делает человек, когда читает хорошую книгу и чего-то не может в ней понять? трет переносицу и, пообещав себе, что непременно в этом разберется (когда будет время), продолжает чтение. переводчику сложней. если он честен перед собой и текстом, работа может встать на недели или даже месяцы. у меня не было установки отыскать в "гамлете" нечто никому не известное, я просто хотел сделать новый перевод пьесы шекспира. но чем дальше втягивался в работу, тем удивительней становилось ощущение разрыва между текстом и его классическими интерпретациями. вроде бы гамлет оставался гамлетом, а клавдий - клавдием, но это были другие гамлет и клавдий. иными оказывалась логика их поступков, а, значит, и сами поступки. xx век с его установкой на научно-технический прогресс игнорировал шекспировскую логику "темного" стиля, опирающуюся на многомерность поэтического слова. (подробнее об этом см. с. 237-242.) главным образом это касается образа горацио и тайны гибели офелии. пропустив через руку весь текст, я смею полагать, что при всех своих открытиях шекспироведение три с лишним века повторяет ошибки, сделанные провинциальными трагиками еще во второй трети xvii в., когда после восемнадцатилетнего запрета театров британия узнала о шекспире.
