Историки будущего будут повествовать о рубеже второго и третьего тысячелетий не просто как о хронологическом факте. Они отметят много знаменательных событий, пришедшихся на конец XX века – первые десятилетия века XXI. Они будут говорить о падении мирового социализма и окончании полувековой «холодной войны», о переходе большого числа стран к демократии, формированию в них свободного рынка и открытого общества, о новом витке глобализации экономики, информационного пространства и вместе с тем об укреплении общечеловеческих ценностей, движения за права и свободы человека и о борьбе мирового сообщества с международным терроризмом. Историки идей не преминут при этом указать, что в стороне от главных событий, занимавших массовое сознание, именно в это время начали пробиваться первые ростки того феномена, который вначале (на Западе) назывался секулярным и (в России) светским гуманизмом, а потом, став образом жизни всякого нормального человека, получил название просто гуманизма.
Революция сознания, совершенная этой культурной программой, была самой тихой из всех тех переворотов в жизни людей, которых было так немало на пути человеческой цивилизации. Мирный и даже незаметный ход этой величайшей мировоззренческой революции был обусловлен многими внутренними и внешними обстоятельствами.
Во-первых, в самой гуманистической идее заложен принцип внепартийности, который запрещает использовать это мировоззрение для борьбы за власть в обществе, а также задействовать приемы внушения и пропаганды в ходе гуманистического просвещения. С самого начала первые гуманисты отказались от методов, характерных для религиозной проповеди и партийно-политической агитации, предполагающих пиар-технологии, гипноз и манипуляции сознанием. Ибо сочли их морально и психологически неприемлемыми и даже оскорбительными для всякого свободного и уважающего себя человека.
Во-вторых, гуманистические учителя и просветители неукоснительно держались принципа свободного выбора и критического исследования, в том числе (даже в первую очередь) по отношению к теории и практике самого гуманизма.
В-третьих, начиная с азов, люди усваивали то положение, что гуманизм – это такая ориентированная на науку, открытая и вероятностная система знания, которая исключает всякий фанатизм и догматизм, любые претензии на абсолютную истину и непогрешимость.
Вместе с тем гуманисты применили к своим убеждениям считающиеся традиционно научными принципы критичности и так называемого фаллибилизма. Последний звучал необычно и весьма учено, но означал лишь простое допущение того, что, как и любое знание, гуманизм подвержен заблуждениям и что декларацией этого принципа он выражает готовность не только признавать и исправлять ошибки, но при необходимости даже пересмотреть собственные основы.
Но главная причина того, что постепенно большинство людей стали, в итоге, сознательно практиковать идеи гуманизма, состояла в том, что это мировоззрение ничего не изобретало и ни к чему не призывало. Самое большее – оно указывало на уже существующие принципы и ценности, которые фактически были общепризнанными и которые надо было только прояснять, развивать и укреплять.
Эти общечеловеческие нравственные, гражданско-правовые, познавательные, эстетические, экологические, ноосферные и др. ценности гуманизм выявлял, систематизировал, объяснял, но не придумывал и, конечно же, никому не навязывал.
Особое внимание гуманизм уделял вопросам метода, тем инструментам, пользуясь которыми человек мог бы всего лучше научиться познавать себя, самоопределяться и самосовершенствоваться, делать разумный выбор, отличать в жизни реальное от виртуального, настоящее от фальшивого, добро от зла, истину ото лжи.
Нельзя утверждать, чтобы составляющие искусство жизни методы, которым обучал гуманизм, были абсолютно эффективны. Но ведь он никогда и не предлагал окончательных рецептов. Напротив, он подчеркивал, как делает это и сегодня, что последнее слово, выбор – это дело человека, дело его свободы, ответственности, разума и риска.
Историки будущего будут повествовать о рубеже второго и третьего тысячелетий не просто как о хронологическом факте. Они отметят много знаменательных событий, пришедшихся на конец XX века – первые десятилетия века XXI. Они будут говорить о падении мирового социализма и окончании полувековой «холодной войны», о переходе большого числа стран к демократии, формированию в них свободного рынка и открытого общества, о новом витке глобализации экономики, информационного пространства и вместе с тем об укреплении общечеловеческих ценностей, движения за права и свободы человека и о борьбе мирового сообщества с международным терроризмом. Историки идей не преминут при этом указать, что в стороне от главных событий, занимавших массовое сознание, именно в это время начали пробиваться первые ростки того феномена, который вначале (на Западе) назывался секулярным и (в России) светским гуманизмом, а потом, став образом жизни всякого нормального человека, получил название просто гуманизма.
Революция сознания, совершенная этой культурной программой, была самой тихой из всех тех переворотов в жизни людей, которых было так немало на пути человеческой цивилизации. Мирный и даже незаметный ход этой величайшей мировоззренческой революции был обусловлен многими внутренними и внешними обстоятельствами.
Во-первых, в самой гуманистической идее заложен принцип внепартийности, который запрещает использовать это мировоззрение для борьбы за власть в обществе, а также задействовать приемы внушения и пропаганды в ходе гуманистического просвещения. С самого начала первые гуманисты отказались от методов, характерных для религиозной проповеди и партийно-политической агитации, предполагающих пиар-технологии, гипноз и манипуляции сознанием. Ибо сочли их морально и психологически неприемлемыми и даже оскорбительными для всякого свободного и уважающего себя человека.
Во-вторых, гуманистические учителя и просветители неукоснительно держались принципа свободного выбора и критического исследования, в том числе (даже в первую очередь) по отношению к теории и практике самого гуманизма.
В-третьих, начиная с азов, люди усваивали то положение, что гуманизм – это такая ориентированная на науку, открытая и вероятностная система знания, которая исключает всякий фанатизм и догматизм, любые претензии на абсолютную истину и непогрешимость.
Вместе с тем гуманисты применили к своим убеждениям считающиеся традиционно научными принципы критичности и так называемого фаллибилизма. Последний звучал необычно и весьма учено, но означал лишь простое допущение того, что, как и любое знание, гуманизм подвержен заблуждениям и что декларацией этого принципа он выражает готовность не только признавать и исправлять ошибки, но при необходимости даже пересмотреть собственные основы.
Но главная причина того, что постепенно большинство людей стали, в итоге, сознательно практиковать идеи гуманизма, состояла в том, что это мировоззрение ничего не изобретало и ни к чему не призывало. Самое большее – оно указывало на уже существующие принципы и ценности, которые фактически были общепризнанными и которые надо было только прояснять, развивать и укреплять.
Эти общечеловеческие нравственные, гражданско-правовые, познавательные, эстетические, экологические, ноосферные и др. ценности гуманизм выявлял, систематизировал, объяснял, но не придумывал и, конечно же, никому не навязывал.
Особое внимание гуманизм уделял вопросам метода, тем инструментам, пользуясь которыми человек мог бы всего лучше научиться познавать себя, самоопределяться и самосовершенствоваться, делать разумный выбор, отличать в жизни реальное от виртуального, настоящее от фальшивого, добро от зла, истину ото лжи.
Нельзя утверждать, чтобы составляющие искусство жизни методы, которым обучал гуманизм, были абсолютно эффективны. Но ведь он никогда и не предлагал окончательных рецептов. Напротив, он подчеркивал, как делает это и сегодня, что последнее слово, выбор – это дело человека, дело его свободы, ответственности, разума и риска.