Источники экзистенциальной депривации, по мнению некоторых исследователей, могут крыться и в особенностях национальной культуры. Так, И. А. Хоменко приходит к выводу, что в процессе развития, в результате жизни в том или ином обществе у ребенка формируется одна из трех установок в освоении мира: опора на высшие силы, опора на внешние источники или опора на себя . Последний вариант в большей мере соответствует идеям экзистенциализма, который, по словам В. Франкла, отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.
Если же обратиться к ментальности русского народа, продолжает И. А. Хоменко, то его национальный характер можно назвать амбивалентным: с одной стороны, это склонность к самокопанию и поиску смысла жизни, с другой – стремление к зависимости, то есть нежелание взять на себя ответственность за свою жизнь. Данное противоречие приводит к тому, что, понимая свои реальные запросы, человек тем не менее не может реализовать себя. «Тоска по себе истинному» в результате не рождает продуктивную и жизнетворческую личность. Такое состояние переживается человеком как потеря смыслов. И в нем он может находиться в течение длительного времени.
Существует ряд обстоятельств, которые принято рассматривать в качестве обуславливающих положение общественного мнения в формировании политической системы современной России. К числу хорошо известных относиться, например, тот факт, что возникновение и развитие новых политических институтов происходило здесь (по сравнению со странами классической западной демократии) не столько путем прорастания снизу, в результате усилий и борьбы за свои политические права большинства рядовых граждан, сколько за счет формирования и насаждения сверху, в интересах и при активном участии сравнительно узких слоев элиты; - впрочем, такой путь институционального освоения демократии является достаточно распространенным в ходе третьей (с сер. 1970-х гг.) волны демократизации[3] и вряд ли может рассматриваться в качестве определяющего своеобразие России. Существенно, но недостаточно для понимания особенностей России и то, что в ходе коммунистического эксперимента на постсоветском пространстве, и в первую очередь в его российском ядре, были радикальным образом уничтожены существовавшие прежде зачаточные формы гражданского общества и сами предпосылки его возникновения (прежде всего - институт частной собственности, который и на сегодняшний день в полноценном виде не возрожден). Более значимо, на мой взгляд, то, что российское общество в значительной своей части унаследовало из своего советского чрезвычайно причудливую и не имеющую аналогов даже в бывших восточноевропейских странах народной демократии смесь ценностей и установок государственного патернализма и так называемой социалистической демократии, идеализированный образ которой вносит и по сей день весьма своеобразные аберрации в представления о демократическом идеале, нормах и ценностях, в конце концов, - о целях демократического транзита, его направлении, критериях оценки его результатов. Потому, что в этом образе за современным демократическим фасадом стыдливо скрываются глубоко укорененные в сознании человека постсоветского общества представления, соединяющие традиционные идеалы народовластия и социальной справедливости, граничащей с уравнительностью.
Источники экзистенциальной депривации, по мнению некоторых исследователей, могут крыться и в особенностях национальной культуры. Так, И. А. Хоменко приходит к выводу, что в процессе развития, в результате жизни в том или ином обществе у ребенка формируется одна из трех установок в освоении мира: опора на высшие силы, опора на внешние источники или опора на себя . Последний вариант в большей мере соответствует идеям экзистенциализма, который, по словам В. Франкла, отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование.
Если же обратиться к ментальности русского народа, продолжает И. А. Хоменко, то его национальный характер можно назвать амбивалентным: с одной стороны, это склонность к самокопанию и поиску смысла жизни, с другой – стремление к зависимости, то есть нежелание взять на себя ответственность за свою жизнь. Данное противоречие приводит к тому, что, понимая свои реальные запросы, человек тем не менее не может реализовать себя. «Тоска по себе истинному» в результате не рождает продуктивную и жизнетворческую личность. Такое состояние переживается человеком как потеря смыслов. И в нем он может находиться в течение длительного времени.
Объяснение:
Существует ряд обстоятельств, которые принято рассматривать в качестве обуславливающих положение общественного мнения в формировании политической системы современной России. К числу хорошо известных относиться, например, тот факт, что возникновение и развитие новых политических институтов происходило здесь (по сравнению со странами классической западной демократии) не столько путем прорастания снизу, в результате усилий и борьбы за свои политические права большинства рядовых граждан, сколько за счет формирования и насаждения сверху, в интересах и при активном участии сравнительно узких слоев элиты; - впрочем, такой путь институционального освоения демократии является достаточно распространенным в ходе третьей (с сер. 1970-х гг.) волны демократизации[3] и вряд ли может рассматриваться в качестве определяющего своеобразие России. Существенно, но недостаточно для понимания особенностей России и то, что в ходе коммунистического эксперимента на постсоветском пространстве, и в первую очередь в его российском ядре, были радикальным образом уничтожены существовавшие прежде зачаточные формы гражданского общества и сами предпосылки его возникновения (прежде всего - институт частной собственности, который и на сегодняшний день в полноценном виде не возрожден). Более значимо, на мой взгляд, то, что российское общество в значительной своей части унаследовало из своего советского чрезвычайно причудливую и не имеющую аналогов даже в бывших восточноевропейских странах народной демократии смесь ценностей и установок государственного патернализма и так называемой социалистической демократии, идеализированный образ которой вносит и по сей день весьма своеобразные аберрации в представления о демократическом идеале, нормах и ценностях, в конце концов, - о целях демократического транзита, его направлении, критериях оценки его результатов. Потому, что в этом образе за современным демократическим фасадом стыдливо скрываются глубоко укорененные в сознании человека постсоветского общества представления, соединяющие традиционные идеалы народовластия и социальной справедливости, граничащей с уравнительностью.