Спустя несколько лет уже Онегин признается в любви Татьяне, но та отвергает его.
Казалось бы, банальнейший из сюжетов. Однако В.Г. Белинский называл роман в стихах «Евгений Онегин» «энциклопедией русской жизни».
Покопавшись в памяти, вспоминаем, что Евгений в совершенстве владел французским языком, «легко мазурку танцевал», знал массу анекдотов и – внимание! – «был глубокий эконом».
В наше время слово «эконом» имеет значение: бережливый, хозяйственный человек или заведующий хозяйством. В начале XIX века, а действие романа происходит в 1819–1824 годах, оно употреблялось в значении «экономист». А что позволяет Пушкину называть «героя своего романа» экономистом? Приведем полностью строки, характеризующие Онегина в интересующем нас аспекте:
…Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Интересно, что «экономическая» строфа Пушкина привлекла внимание Маркса и Энгельса. В работе «К критике политической экономии» Маркс пишет: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги. Но что деньги – товар, это русские поняли уже давно…»
Ф. Энгельс в труде «Внешняя политика русского царизма», оценивая внешнюю торговлю России в период континентальной блокады Англии, также упоминает вышеприведенные строки.
Итак, с уверенностью можно сказать, что отец Онегина не желал развивать хозяйство, что влекло бы за собой увеличение «простого продукта», продав который, можно было бы получить деньги. А деньги родитель Онегина, как и многие другие помещики того времени, получал, закладывая свои земли, то бишь имения, а также крепостных. (Наиболее ушлые проделывали сей фортель даже с мертвыми душами, пока они числились согласно последней налоговой декларации – «ревизской сказке» – живыми.)
Тут весьма уместно вспомнить, что на момент отмены крепостного права более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд. Поэтому освобождение крестьян могло произойти и без единого государственного акта. Для этого государству достаточно было ввести принудительный выкуп заложенных имений – с уплатой помещикам лишь небольшой разницы между стоимостью имения и накопленной недоимкой по просроченной ссуде. (И подобный план рассматривался.) В результате такого выкупа большинство имений перешло бы к государству, а крепостные крестьяне – в разряд государственных (то есть, по сути, лично свободных) крестьян. Однако эти планы вызывали сильное недовольство помещиков, которые при таком раскладе оказались бы, по сути дела, беднее своих бывших крепостных.
Крайне примечательно, что для двух последних строк в черновике романа имеется другой вариант, в котором экономическая мысль Пушкина выражена еще более отчетливо:
…Отец с ним спорил полчаса
И продавал свои леса.
Эти строчки пугающе наглядно демонстрируют извечное отношение в России к своему национальному богатству. К тогдашнему лесу ныне прибавились нефть, газ, металлы, которые большей частью в виде сырья поставляются за границу. Хотя переработка вышеуказанного продукта на отечественных производствах дала бы десятикратную прибыль. Да, жаль, что, как 200 лет назад, так и сейчас предприятий перерабатывающих отраслей в России явно не хватало и не хватает. Во времена Онегина значительная часть английского флота (Англия с конца XVIII века была главным торговым партнером России) была построена из российского леса, паруса из русского льна, канаты из русской пеньки.
О знакомых нам и сегодня чертах внешней торговли России в начале XIX века можно узнать из XXIII строфы первой главы «Онегина», где говорится:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Поясним, что прилагательное «щепетильный» имело в пушкинское время значение – «мелочный». То есть Россия им – сырье, а они ей – всяческие мелочи-безделушки. Отметим, что Пушкин знал, по-видимому, тот факт, что сало занимало в то время (начало 20-х годов XIX века) первое место в экспорте России, а ввоз зерна в Англию с 1815 года был ограничен хлебными законами.
Гениальность «Евгения Онегина» в том, что деталями романа могут воспользоваться для характеристики эпохи и историк, и исследователь русского быта, и, как мы попытались показать, экономист. И с полной уверенностью можно сказать, что «великим экономом», сиречь экономистом, был сам автор бессмертного творения.
Спустя несколько лет уже Онегин признается в любви Татьяне, но та отвергает его.
Казалось бы, банальнейший из сюжетов. Однако В.Г. Белинский называл роман в стихах «Евгений Онегин» «энциклопедией русской жизни».
Покопавшись в памяти, вспоминаем, что Евгений в совершенстве владел французским языком, «легко мазурку танцевал», знал массу анекдотов и – внимание! – «был глубокий эконом».
В наше время слово «эконом» имеет значение: бережливый, хозяйственный человек или заведующий хозяйством. В начале XIX века, а действие романа происходит в 1819–1824 годах, оно употреблялось в значении «экономист». А что позволяет Пушкину называть «героя своего романа» экономистом? Приведем полностью строки, характеризующие Онегина в интересующем нас аспекте:
…Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Интересно, что «экономическая» строфа Пушкина привлекла внимание Маркса и Энгельса. В работе «К критике политической экономии» Маркс пишет: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги. Но что деньги – товар, это русские поняли уже давно…»
Ф. Энгельс в труде «Внешняя политика русского царизма», оценивая внешнюю торговлю России в период континентальной блокады Англии, также упоминает вышеприведенные строки.
Итак, с уверенностью можно сказать, что отец Онегина не желал развивать хозяйство, что влекло бы за собой увеличение «простого продукта», продав который, можно было бы получить деньги. А деньги родитель Онегина, как и многие другие помещики того времени, получал, закладывая свои земли, то бишь имения, а также крепостных. (Наиболее ушлые проделывали сей фортель даже с мертвыми душами, пока они числились согласно последней налоговой декларации – «ревизской сказке» – живыми.)
Тут весьма уместно вспомнить, что на момент отмены крепостного права более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд. Поэтому освобождение крестьян могло произойти и без единого государственного акта. Для этого государству достаточно было ввести принудительный выкуп заложенных имений – с уплатой помещикам лишь небольшой разницы между стоимостью имения и накопленной недоимкой по просроченной ссуде. (И подобный план рассматривался.) В результате такого выкупа большинство имений перешло бы к государству, а крепостные крестьяне – в разряд государственных (то есть, по сути, лично свободных) крестьян. Однако эти планы вызывали сильное недовольство помещиков, которые при таком раскладе оказались бы, по сути дела, беднее своих бывших крепостных.
Крайне примечательно, что для двух последних строк в черновике романа имеется другой вариант, в котором экономическая мысль Пушкина выражена еще более отчетливо:
…Отец с ним спорил полчаса
И продавал свои леса.
Эти строчки пугающе наглядно демонстрируют извечное отношение в России к своему национальному богатству. К тогдашнему лесу ныне прибавились нефть, газ, металлы, которые большей частью в виде сырья поставляются за границу. Хотя переработка вышеуказанного продукта на отечественных производствах дала бы десятикратную прибыль. Да, жаль, что, как 200 лет назад, так и сейчас предприятий перерабатывающих отраслей в России явно не хватало и не хватает. Во времена Онегина значительная часть английского флота (Англия с конца XVIII века была главным торговым партнером России) была построена из российского леса, паруса из русского льна, канаты из русской пеньки.
О знакомых нам и сегодня чертах внешней торговли России в начале XIX века можно узнать из XXIII строфы первой главы «Онегина», где говорится:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Поясним, что прилагательное «щепетильный» имело в пушкинское время значение – «мелочный». То есть Россия им – сырье, а они ей – всяческие мелочи-безделушки. Отметим, что Пушкин знал, по-видимому, тот факт, что сало занимало в то время (начало 20-х годов XIX века) первое место в экспорте России, а ввоз зерна в Англию с 1815 года был ограничен хлебными законами.
Гениальность «Евгения Онегина» в том, что деталями романа могут воспользоваться для характеристики эпохи и историк, и исследователь русского быта, и, как мы попытались показать, экономист. И с полной уверенностью можно сказать, что «великим экономом», сиречь экономистом, был сам автор бессмертного творения.
Спустя несколько лет уже Онегин признается в любви Татьяне, но та отвергает его.
Казалось бы, банальнейший из сюжетов. Однако В.Г. Белинский называл роман в стихах «Евгений Онегин» «энциклопедией русской жизни».
Покопавшись в памяти, вспоминаем, что Евгений в совершенстве владел французским языком, «легко мазурку танцевал», знал массу анекдотов и – внимание! – «был глубокий эконом».
В наше время слово «эконом» имеет значение: бережливый, хозяйственный человек или заведующий хозяйством. В начале XIX века, а действие романа происходит в 1819–1824 годах, оно употреблялось в значении «экономист». А что позволяет Пушкину называть «героя своего романа» экономистом? Приведем полностью строки, характеризующие Онегина в интересующем нас аспекте:
…Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Интересно, что «экономическая» строфа Пушкина привлекла внимание Маркса и Энгельса. В работе «К критике политической экономии» Маркс пишет: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги. Но что деньги – товар, это русские поняли уже давно…»
Ф. Энгельс в труде «Внешняя политика русского царизма», оценивая внешнюю торговлю России в период континентальной блокады Англии, также упоминает вышеприведенные строки.
Итак, с уверенностью можно сказать, что отец Онегина не желал развивать хозяйство, что влекло бы за собой увеличение «простого продукта», продав который, можно было бы получить деньги. А деньги родитель Онегина, как и многие другие помещики того времени, получал, закладывая свои земли, то бишь имения, а также крепостных. (Наиболее ушлые проделывали сей фортель даже с мертвыми душами, пока они числились согласно последней налоговой декларации – «ревизской сказке» – живыми.)
Тут весьма уместно вспомнить, что на момент отмены крепостного права более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд. Поэтому освобождение крестьян могло произойти и без единого государственного акта. Для этого государству достаточно было ввести принудительный выкуп заложенных имений – с уплатой помещикам лишь небольшой разницы между стоимостью имения и накопленной недоимкой по просроченной ссуде. (И подобный план рассматривался.) В результате такого выкупа большинство имений перешло бы к государству, а крепостные крестьяне – в разряд государственных (то есть, по сути, лично свободных) крестьян. Однако эти планы вызывали сильное недовольство помещиков, которые при таком раскладе оказались бы, по сути дела, беднее своих бывших крепостных.
Крайне примечательно, что для двух последних строк в черновике романа имеется другой вариант, в котором экономическая мысль Пушкина выражена еще более отчетливо:
…Отец с ним спорил полчаса
И продавал свои леса.
Эти строчки пугающе наглядно демонстрируют извечное отношение в России к своему национальному богатству. К тогдашнему лесу ныне прибавились нефть, газ, металлы, которые большей частью в виде сырья поставляются за границу. Хотя переработка вышеуказанного продукта на отечественных производствах дала бы десятикратную прибыль. Да, жаль, что, как 200 лет назад, так и сейчас предприятий перерабатывающих отраслей в России явно не хватало и не хватает. Во времена Онегина значительная часть английского флота (Англия с конца XVIII века была главным торговым партнером России) была построена из российского леса, паруса из русского льна, канаты из русской пеньки.
О знакомых нам и сегодня чертах внешней торговли России в начале XIX века можно узнать из XXIII строфы первой главы «Онегина», где говорится:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Поясним, что прилагательное «щепетильный» имело в пушкинское время значение – «мелочный». То есть Россия им – сырье, а они ей – всяческие мелочи-безделушки. Отметим, что Пушкин знал, по-видимому, тот факт, что сало занимало в то время (начало 20-х годов XIX века) первое место в экспорте России, а ввоз зерна в Англию с 1815 года был ограничен хлебными законами.
Гениальность «Евгения Онегина» в том, что деталями романа могут воспользоваться для характеристики эпохи и историк, и исследователь русского быта, и, как мы попытались показать, экономист. И с полной уверенностью можно сказать, что «великим экономом», сиречь экономистом, был сам автор бессмертного творения.
Спустя несколько лет уже Онегин признается в любви Татьяне, но та отвергает его.
Казалось бы, банальнейший из сюжетов. Однако В.Г. Белинский называл роман в стихах «Евгений Онегин» «энциклопедией русской жизни».
Покопавшись в памяти, вспоминаем, что Евгений в совершенстве владел французским языком, «легко мазурку танцевал», знал массу анекдотов и – внимание! – «был глубокий эконом».
В наше время слово «эконом» имеет значение: бережливый, хозяйственный человек или заведующий хозяйством. В начале XIX века, а действие романа происходит в 1819–1824 годах, оно употреблялось в значении «экономист». А что позволяет Пушкину называть «героя своего романа» экономистом? Приведем полностью строки, характеризующие Онегина в интересующем нас аспекте:
…Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Интересно, что «экономическая» строфа Пушкина привлекла внимание Маркса и Энгельса. В работе «К критике политической экономии» Маркс пишет: «В поэме Пушкина отец героя никак не может понять, что товар – деньги. Но что деньги – товар, это русские поняли уже давно…»
Ф. Энгельс в труде «Внешняя политика русского царизма», оценивая внешнюю торговлю России в период континентальной блокады Англии, также упоминает вышеприведенные строки.
Итак, с уверенностью можно сказать, что отец Онегина не желал развивать хозяйство, что влекло бы за собой увеличение «простого продукта», продав который, можно было бы получить деньги. А деньги родитель Онегина, как и многие другие помещики того времени, получал, закладывая свои земли, то бишь имения, а также крепостных. (Наиболее ушлые проделывали сей фортель даже с мертвыми душами, пока они числились согласно последней налоговой декларации – «ревизской сказке» – живыми.)
Тут весьма уместно вспомнить, что на момент отмены крепостного права более 2/3 дворянских имений и 2/3 крепостных душ были заложены в обеспечение взятых у государства ссуд. Поэтому освобождение крестьян могло произойти и без единого государственного акта. Для этого государству достаточно было ввести принудительный выкуп заложенных имений – с уплатой помещикам лишь небольшой разницы между стоимостью имения и накопленной недоимкой по просроченной ссуде. (И подобный план рассматривался.) В результате такого выкупа большинство имений перешло бы к государству, а крепостные крестьяне – в разряд государственных (то есть, по сути, лично свободных) крестьян. Однако эти планы вызывали сильное недовольство помещиков, которые при таком раскладе оказались бы, по сути дела, беднее своих бывших крепостных.
Крайне примечательно, что для двух последних строк в черновике романа имеется другой вариант, в котором экономическая мысль Пушкина выражена еще более отчетливо:
…Отец с ним спорил полчаса
И продавал свои леса.
Эти строчки пугающе наглядно демонстрируют извечное отношение в России к своему национальному богатству. К тогдашнему лесу ныне прибавились нефть, газ, металлы, которые большей частью в виде сырья поставляются за границу. Хотя переработка вышеуказанного продукта на отечественных производствах дала бы десятикратную прибыль. Да, жаль, что, как 200 лет назад, так и сейчас предприятий перерабатывающих отраслей в России явно не хватало и не хватает. Во времена Онегина значительная часть английского флота (Англия с конца XVIII века была главным торговым партнером России) была построена из российского леса, паруса из русского льна, канаты из русской пеньки.
О знакомых нам и сегодня чертах внешней торговли России в начале XIX века можно узнать из XXIII строфы первой главы «Онегина», где говорится:
Все, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Все, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,
Все украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Поясним, что прилагательное «щепетильный» имело в пушкинское время значение – «мелочный». То есть Россия им – сырье, а они ей – всяческие мелочи-безделушки. Отметим, что Пушкин знал, по-видимому, тот факт, что сало занимало в то время (начало 20-х годов XIX века) первое место в экспорте России, а ввоз зерна в Англию с 1815 года был ограничен хлебными законами.
Гениальность «Евгения Онегина» в том, что деталями романа могут воспользоваться для характеристики эпохи и историк, и исследователь русского быта, и, как мы попытались показать, экономист. И с полной уверенностью можно сказать, что «великим экономом», сиречь экономистом, был сам автор бессмертного творения.