Итак, пантеон князя Владимира не объединил племена Русской земли с их разными верованиями. Языческим богам не могли поклоняться и жившие в Киеве христиане. Соседи Руси также не признавали язычества. В 985 г. Владимир отправился в поход на волжских болгар, которые приняли ислам еще в начале X в. Одержав победу, он заключил с ними мир. Но на следующий год болгарские послы явились в Киев со словами: «Ты, князь, мудр, но не ведаешь закона». Они имели в виду, что Владимир оставался язычником, не знал Священного писания, почитаемого и христианами, и мусульманами, и иудеями. С язычниками невозможен был настоящий мир - ведь они клялись соблюдать его именами разных богов, которых не признавали последователи Корана и Библии.
Тогда Владимир начал «испытывать» разные веры и обратился за разъяснениями к волжским болгарам, исповедовавшим ислам. Они рассказали об обрядах, которые должны были соблюдать, и о запрете на питье вина. Владимир ответил: «Руси есть веселие пити» - и отверг ислам. Дело было, конечно, не в любви к вину: все важнейшие дела обсуждались русскими князьями с дружиной в том числе на пирах. Недаром Владимир славился своими пирами, память о них сохранилась в былинах.
Вслед за болгарами к Владимиру явились «немцы от Рима» — германские миссионеры, посланные папой римским. Они стали проповедовать латинское, то есть римское, христианство. Но Владимир знал, что за миссионерами стоит Германская империя с ее «натиском на Восток» (завоеванием славянских земель). Немецкий епископ уже пытался склонить к своей вере его бабку Ольгу и был ею изгнан. Отверг немецкую миссию и Владимир.
Тогда к князю пришли хазарские иудеи. Они говорили об истинности своей древней веры. Владимир же спросил, где их земля: ведь он знал, что Хазарию разгромил его отец. Иудеи признались, что своей земли у них нет - Бог рассеял их по разным странам. Владимиру такая вера не годилась - ему необходимо было обустроить свою Русскую землю, сплотить подвластные ему племена, и в этом ему должна была помочь новая единая вера. Наконец, в Киев пришел грек, которого за мудрость летописец прозвал Философом, как и первоучителя славян Кирилла-Константина. Он рассказал Владимиру о Священном писании, о своей христианской вере и показал изображение Страшного суда. Князь увидел праведников, идущих в рай, и грешников, горящих в адском пламени. Конечно, Владимир предпочел рай.
Он созвал бояр - старших дружинников - и стал советоваться с ними, какую выбрать веру. Бояре захотели дополнительно испытать веру - побывать на богослужениях у мусульман, латинян и греков. Церковная красота в Царьграде поразила их: «Не ведали, где мы есть - на небе или на земле», - вспоминали русские послы. Владимир решил принять христианство по греческому обряду. Не только красота привлекала в нем русских людей: греки Кирилл и Мефодий уже перевели греческие богослужебные книги на славянский язык. Это богослужение было понятным на Руси.
Почему выбор Владимира остановился на восточном христианстве? Некоторые причины совершенно очевидны. Во-первых, в семье князя уже имелся удачный опыт крещения. Бабка Владимира Святославича, княгиня Ольга, приняла его, а примеру госпожи, очевидно, последовала и ее свита. В отсутствии отца, вечно занятого войнами, походами, битвами, мальчик, надо полагать, испытал влияние бабки, учившей его азам Христовой веры.
Во-вторых, князя интересовал стратегический союз с Византией. Добрые отношения с греческой державой обеспечивали гарантию самых благоприятных условий для русской торговли, связанной с Крымом, Константинополем, Балканами. Кроме того, византийцы умело направляли своим серебром боевую активность печенегов, и уже одно это давало очень серьезный повод ладить с Империей. Иными словами, выбор веры был накрепко связан с выбором важного направления внешней политики.
Очевидно, у Владимира Святославича имелась и другая, не столь очевидная причина остановить выбор на христианстве. Ислам приняли поздняя Хазария и Волжская Болгария — его противники, и, главное, государства, построенные на совершенно чужой этнической основе. А в Европе того времени продолжалось триумфальное шествие христианства. Южные и западные славяне давно приняли его. В Скандинавии оно исподволь набирало силу, что не могло быть совсем уж безразличным делом для потомка Рюрика. Изо всех соседей-христиан самые впечатляющие культурные достижения могла продемонстрировать Византия и связанный с нею мир южных славян. Ни поляки, ни чехи, ни моравы, ни иные западнославянские народы, ни хорошо знакомые венгры столь высокой, столь сложной культурой ко второй половине X века не располагали. Особое неудобство представляло западно — христианское богослужение, которое велось на непонятной латыни. В восточном же христианстве к тому времени огромная часть церковной литературы получила перевод на язык, который сейчас называют церковно-славянским; это делало более легкими и приобщение к новой вере, и богослужебную практику. Проще говоря, у Византии было что взять в духовном плане, а связанные с нею славянские народы уже создали инструменты, с которых нетрудно было передать Руси новые культурные навыки.
Можно сделать вывод: восточное христианство оказалось для Руси ближе прочих вариантов этнически и по языку.
Тогда Владимир начал «испытывать» разные веры и обратился за разъяснениями к волжским болгарам, исповедовавшим ислам. Они рассказали об обрядах, которые должны были соблюдать, и о запрете на питье вина. Владимир ответил: «Руси есть веселие пити» - и отверг ислам. Дело было, конечно, не в любви к вину: все важнейшие дела обсуждались русскими князьями с дружиной в том числе на пирах. Недаром Владимир славился своими пирами, память о них сохранилась в былинах.
Вслед за болгарами к Владимиру явились «немцы от Рима» — германские миссионеры, посланные папой римским. Они стали проповедовать латинское, то есть римское, христианство. Но Владимир знал, что за миссионерами стоит Германская империя с ее «натиском на Восток» (завоеванием славянских земель). Немецкий епископ уже пытался склонить к своей вере его бабку Ольгу и был ею изгнан. Отверг немецкую миссию и Владимир.
Тогда к князю пришли хазарские иудеи. Они говорили об истинности своей древней веры. Владимир же спросил, где их земля: ведь он знал, что Хазарию разгромил его отец. Иудеи признались, что своей земли у них нет - Бог рассеял их по разным странам. Владимиру такая вера не годилась - ему необходимо было обустроить свою Русскую землю, сплотить подвластные ему племена, и в этом ему должна была помочь новая единая вера. Наконец, в Киев пришел грек, которого за мудрость летописец прозвал Философом, как и первоучителя славян Кирилла-Константина. Он рассказал Владимиру о Священном писании, о своей христианской вере и показал изображение Страшного суда. Князь увидел праведников, идущих в рай, и грешников, горящих в адском пламени. Конечно, Владимир предпочел рай.
Он созвал бояр - старших дружинников - и стал советоваться с ними, какую выбрать веру. Бояре захотели дополнительно испытать веру - побывать на богослужениях у мусульман, латинян и греков. Церковная красота в Царьграде поразила их: «Не ведали, где мы есть - на небе или на земле», - вспоминали русские послы. Владимир решил принять христианство по греческому обряду. Не только красота привлекала в нем русских людей: греки Кирилл и Мефодий уже перевели греческие богослужебные книги на славянский язык. Это богослужение было понятным на Руси.
Во-вторых, князя интересовал стратегический союз с Византией. Добрые отношения с греческой державой обеспечивали гарантию самых благоприятных условий для русской торговли, связанной с Крымом, Константинополем, Балканами. Кроме того, византийцы умело направляли своим серебром боевую активность печенегов, и уже одно это давало очень серьезный повод ладить с Империей. Иными словами, выбор веры был накрепко связан с выбором важного направления внешней политики.
Очевидно, у Владимира Святославича имелась и другая, не столь очевидная причина остановить выбор на христианстве. Ислам приняли поздняя Хазария и Волжская Болгария — его противники, и, главное, государства, построенные на совершенно чужой этнической основе. А в Европе того времени продолжалось триумфальное шествие христианства. Южные и западные славяне давно приняли его. В Скандинавии оно исподволь набирало силу, что не могло быть совсем уж безразличным делом для потомка Рюрика. Изо всех соседей-христиан самые впечатляющие культурные достижения могла продемонстрировать Византия и связанный с нею мир южных славян. Ни поляки, ни чехи, ни моравы, ни иные западнославянские народы, ни хорошо знакомые венгры столь высокой, столь сложной культурой ко второй половине X века не располагали. Особое неудобство представляло западно — христианское богослужение, которое велось на непонятной латыни. В восточном же христианстве к тому времени огромная часть церковной литературы получила перевод на язык, который сейчас называют церковно-славянским; это делало более легкими и приобщение к новой вере, и богослужебную практику. Проще говоря, у Византии было что взять в духовном плане, а связанные с нею славянские народы уже создали инструменты, с которых нетрудно было передать Руси новые культурные навыки.
Можно сделать вывод: восточное христианство оказалось для Руси ближе прочих вариантов этнически и по языку.