Российские реформы 1990-х годов были полной противоположностью китайским, проведённым в 1970-х — 1990-х годах. В основе избранной стратегии лежала шоковая терапия, ориентация на современные американские и европейские институты при отсутствии значительных институциональных инноваций и опоры на институциональный эксперимент. Все основные реформы проводились практически одновременно без тщательного учёта ресурсных ограничений и выбора последовательности реформенных мероприятий. Игнорировались интересы слабых (под предлогом недопустимости популизма) — достаточно упомянуть полное обесценение сбережений в 1992 году, резкое падение жизненного уровня, невыплаты заработной платы, фактическое разорение большинства предприятий несырьевого сектора на начальном этапе реформы. Население ответило взрывной интенсификацией неуправляемых перераспределительных процессов — ростом теневой экономики, коррупции, преступности. Правительство даже не пыталось найти адекватные меры, чтобы сдержать эти процессы. Избранные им методы приватизации, снижение регулирующей роли государства, пренебрежение промышленной политикой развитию негативных тенденций. Массовое недовольство вылилось в восстание парламента против президента. Соблюсти политические ограничения не удалось. Расстрел Белого дома осенью 1993 года дискредитировал демократию, и её сворачивание стало делом времени. Внедрявшиеся «передовые» институты атрофировались, перерождались или вовсе отторгались неадекватной им культурной и институциональной средой. [1] Принципиальное отличие российских рыночных реформ от, например, реформ в большинстве стран Восточной Европы состоит в том, что в России они были начаты без создания соответствующей рыночной системе институциональной среды. Точнее говоря, российское государство отказалось от выполнения своих главнейших институциональных функций, связанных со спецификацией и защитой прав собственности, обеспечением соблюдения контрактных обязательств, функционированием независимой судебно-правовой системы и т. д. Оно не создало необходимых для эффективного функционирования рыночной экономики «правил игры», что стало непреодолимым препятствием для заключения долго контрактов между хозяйствующими субъектами, а соответственно, для «институциональной интеграции» между ними. При этом оно зачастую нарушало свои собственные обязательства перед частным сектором (не выплачивая вовремя заработную плату и т. д.). В то же время, за 1990-е годы сохранилась и даже усилилась практика поддержки отдельных групп хозяйствующих субъектов, например, представителей АПК, ТЭК и т. д. Иными словами, государство своими действиями только хозяйственному неравноправию экономических субъектов. Кроме того, в начале реформ государство фактически отказалось от управления государственными предприятиями, бросив их на произвол судьбы.
Принципиальное отличие российских рыночных реформ от, например, реформ в большинстве стран Восточной Европы состоит в том, что в России они были начаты без создания соответствующей рыночной системе институциональной среды. Точнее говоря, российское государство отказалось от выполнения своих главнейших институциональных функций, связанных со спецификацией и защитой прав собственности, обеспечением соблюдения контрактных обязательств, функционированием независимой судебно-правовой системы и т. д. Оно не создало необходимых для эффективного функционирования рыночной экономики «правил игры», что стало непреодолимым препятствием для заключения долго контрактов между хозяйствующими субъектами, а соответственно, для «институциональной интеграции» между ними. При этом оно зачастую нарушало свои собственные обязательства перед частным сектором (не выплачивая вовремя заработную плату и т. д.). В то же время, за 1990-е годы сохранилась и даже усилилась практика поддержки отдельных групп хозяйствующих субъектов, например, представителей АПК, ТЭК и т. д. Иными словами, государство своими действиями только хозяйственному неравноправию экономических субъектов. Кроме того, в начале реформ государство фактически отказалось от управления государственными предприятиями, бросив их на произвол судьбы.