Я не знал куда деваться: тут блеют овцы, там ворчит собака. Три скользкие, мокрые ступени вели к её двери. У огня сидели две старухи, множество детей и один худощавый грузин, все в лохмотьях. Нечего было делать, мы приютились у огня, закурили трубки, и скоро чайник зашипел приветливо. Я знаю, старые кавказцы любят поговорить, порассказать. Он был такой тоненький, беленький, на нём мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно. Ведь, например, в дождик, в холод, целый день на охоте; все иззябнут, устанут, — а ему ничего. Рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий…
Три скользкие, мокрые ступени вели к её двери.
У огня сидели две старухи, множество детей и один худощавый грузин, все в лохмотьях.
Нечего было делать, мы приютились у огня, закурили трубки, и скоро чайник зашипел приветливо.
Я знаю, старые кавказцы любят поговорить, порассказать.
Он был такой тоненький, беленький, на нём мундир был такой новенький, что я тотчас догадался, что он на Кавказе у нас недавно.
Ведь, например, в дождик, в холод, целый день на охоте; все иззябнут, устанут, — а ему ничего.
Рожа у него была самая разбойничья: маленький, сухой, широкоплечий…