Федор петрович толстой – знаменитый художник девятнадцатого века, медальер. его отличает особая манера письма, его фантастических бабочек, птиц с необычным оперением невозможно забыть. особенно любил толстой рисовать фрукты и цветы. его натюрмортами восхищались современники художника. вызывают они восхищение и у сегодняшнего зрителя. вглядитесь в картину «цветы, фрукты, птица». как легки краски, какую гармонию в окружающем мире создает художник. картина незамысловата по своему сюжету. но как она прекрасна. центральное место занимает ваза с бело-розовыми цветами. лишь один цветок нежного желто-коричневого цвета. но он не вносит в букет диссонанс, напротив, дополняет его, придает какую-то особую прелесть. на цветах видна каждая тычинка. продолговатые листья изящно изогнулись, обнимая прекрасные соцветия. вода в вазе чистая и прозрачная. четко виден в ней каждый стебелек. также прозрачны ягоды красной и белой смородины, лежащие перед вазой. сквозь тонкую сочную мякоть можно разглядеть даже зернышки семян. мир природы чист и прекрасен. хочется сказать словами н.а. некрасова: «нет безобразья в природе…». вокруг вазы лежат красные яблоки, чуть в стороне – большая кисть винограда, сорванная вместе с лозой. все это настолько свежее, что на лозе еще не завяли листья, а усики как будто ищут, за что можно зацепиться, чтобы подняться вверх, к яркому солнцу. солнца нет на картине, но желтый фон создает впечатление яркого солнечного дня. этому же способствует и порхающие у фруктов бабочки. по яблоку ползет какой-то жучок. на ветку винограда примостилась диковинная птичка. она внимательно следит за чем-то на яблоке. может быть, выжидает, когда из своего убежища выползет червячок. ф.п. толстой не стал помещать цветы и фрукты на какой-либо предмет. они как бы парят в пространстве, отчего создается впечатление удивительной целостности живой и неживой природы, единства и неповторимости мироздания. лишь разрезанное яблоко напоминает о присутствии в этом мире человека. но он не нарушает общей гармонии. картина ф.п. толстого «цветы, фрукты, птичка» наполнена светом и неизъяснимой прелестью. все это согревает душу теплом, которое излучает каждая травинка, каждый даже самый маленький цветочек, яркая бабочка или стрекоза.
Раскоп был в самом разгаре, когда вовсю пошли эти странные слухи о Кавказе.
Беспричинно, но настойчиво в разных концах спальни то тише, то сильней повтярялось одно и то же. Будто снимут детдом с их насиженного в Томилине места и скопом всех до единого перекинут на Кавказ.
Воспитателей отправят, и повара, и усатую музыкантшу, и директора-инвалида.
Всех отвезут словом.
Судачили много, пережевывали как картофельную шелуху, но никто не представлял себе, как возможно всю эту дикую орду угнать в какие-то горы.
Кузьмёныши прислушивались к болтовне в меру, а верили и того меньше. Некогда было. Устремленно, неистово долбили они свои шурфы.
Да и что тут трепать, и дураку понятно: против воли ни одного детдомовца увезти никуда невозможно! Не в клетке же, как Пугачева, их повезут!
Сыпанут голодранцы во все стороны на первом же перегоне, и лови, как воду решетом!
А если бы, к примеру, удалось кого из них уговорить, то никакому Кавказу от такой встречи не сдобровать. Оберут до нитки, объедят до сучочка, по камешкам ихние Казбеки разнесут… В пустыню превратят! В Сахару!
Раскоп был в самом разгаре, когда вовсю пошли эти странные слухи о Кавказе.
Беспричинно, но настойчиво в разных концах спальни то тише, то сильней повтярялось одно и то же. Будто снимут детдом с их насиженного в Томилине места и скопом всех до единого перекинут на Кавказ.
Воспитателей отправят, и повара, и усатую музыкантшу, и директора-инвалида.
Всех отвезут словом.
Судачили много, пережевывали как картофельную шелуху, но никто не представлял себе, как возможно всю эту дикую орду угнать в какие-то горы.
Кузьмёныши прислушивались к болтовне в меру, а верили и того меньше. Некогда было. Устремленно, неистово долбили они свои шурфы.
Да и что тут трепать, и дураку понятно: против воли ни одного детдомовца увезти никуда невозможно! Не в клетке же, как Пугачева, их повезут!
Сыпанут голодранцы во все стороны на первом же перегоне, и лови, как воду решетом!
А если бы, к примеру, удалось кого из них уговорить, то никакому Кавказу от такой встречи не сдобровать. Оберут до нитки, объедят до сучочка, по камешкам ихние Казбеки разнесут… В пустыню превратят! В Сахару!
Так думали Кузьмёныши и шли долбить.
Объяснение: