Ф. М. Достоевский "Униженные и оскорбленные" - Елена, друг мой, ЧТО с тобой? - спросил я, садясь подле нее и охватив ее рукою. - Я хочу отсюда.. . Я лучше хочу к ней, - проговорила она, не подымая ко мне головы. - КУДА? К КОМУ? - спросил я в удивлении. - К ней, к Бубновой. Она все говорит, что я ей должна много денег, что она маменьку на свои деньги похоронила.. . Я не хочу, чтобы она бранила маменьку, я хочу у ней работать и все ей заработаю.. . Тогда от нее сама и уйду. А теперь я опять к ней пойду.
Л. Н. Толстой "Анна Каренина" - Простите меня, что я приехал, но я не мог провести дня, не видав вас, - продолжал он по-французски, как он всегда говорил, избегая невозможно-холодного между ними вы и опасного ты по-русски. - За ЧТО ж простить? Я так рада! - Но вы нездоровы или огорчены, - продолжал он, не выпуская ее руки и нагибаясь над нею. - О ЧЕМ вы думали? - Все об одном, - сказала она с улыбкой.
А. С Пушкин "Евгений Онегин" - Княжна, mon аngе! - "Раchеttе! " - Алина! - "КТО б мог подумать? КАК давно! Надолго ль? Милая! Кузина! Садись - как это мудрено! Ей-богу, сцена из романа... " - А это дочь моя, Татьяна. - "Ах, Таня! подойди ко мне - Как будто брежу я во сне.. . Кузина, помнишь Грандисона? " - КАК, Грандисон?. . а, Грандисон! Да, помню, помню. ГДЕ же он? - "В Москве, живет у Симеона; Меня в сочельник навестил; Недавно сына он женил.
«Величайшую дополняющую ценность имеет описание действия, которое что-то объясняет, не будучи исключительно целью самой в себе. Точно подобранное описание действия что-то говорит о героях, может, лучше всех остальных техник определяя их личность. Женщина стучит накрашенными ногтями по столешнице и ждет, чтобы кто-то поднял трубку; молодой человек не может посмотреть своему собеседнику прямо в глаза; старушка слушает врача, машинально пощипывая одеяло — это все образы. Один образ иногда стоит больше, чем тысяча слов. Диалог, соединенный с тщательно подобранным описанием действия, по моему мнению, есть самой простой и эффективной техникой, благодаря которой бесцветные сцены наполняются жизнью» (с)
- А Владимир Семенович позволит вам развестись с ним? - спросил он, откинувшись на подушку, цвет которой напомнил ему слегка протухшее мясо, и нежно сжимая ее руку. - Владимир меня обожает, - ответила она. - Это разобьет ему сердце. - Он приятный человек, и мне бы не хотелось, чтобы он был несчастен. Но будем надеяться, что у него это пройдет. - У него это никогда не пройдет. Такова русская душа. Я знаю, когда я его оставлю, он почувствует, что потерял все, ради чего стоило жить. Я еще не видела, чтобы мужчина так всецело предавался женщине, как он мне. Но, конечно, он не захочет помешать моему счастью. Для этого он слишком благороден. Он поймет, что у меня нет права колебаться, когда речь идет о моем саморазвитии. Владимир даст мне свободу, ни о чем не спрашивая. <…> - Владимир ни за что не захочет обречь меня на скандальную известность, неизбежную при бракоразводных процессах. Когда я объясню ему, что решила выйти за вас, он покончит с собой. - Это было бы ужасно, - сказал Эшенден. Он растерялся, но и ощутил острое волнение. Так похоже на русский роман! И он словно увидел перед собой страшные и трогательные страницы, и еще страницы, и еще страницы, на которых Достоевский описал бы подобный случай. Он знал, какие терзания испытывали бы персонажи - разбитые бутылки шампанского, поездки к цыганам, водка, обмороки, каталепсия и длинные-предлинные монологи, которые произносили бы все до единого. Положение было таким жутким, таким упоительным, таким безвыходным! - Мы из-за этого будем ужасно несчастными, - сказала Анастасия Александровна, - но не вижу, что еще ему остается. Умолять его, чтобы он жил без меня, я не могу. Он будет как корабль без руля, как авто без карбюратора. Я так хорошо знаю Владимира! Он покончит с собой! - Каким образом? - спросил Эшенден, которого, как реалиста, страстно интересовали подробности. - Размозжит себе пулей висок. (Моэм. Белье мистера Харрингтона)
- Елена, друг мой, ЧТО с тобой? - спросил я, садясь подле нее и охватив
ее рукою.
- Я хочу отсюда.. . Я лучше хочу к ней, - проговорила она, не подымая ко
мне головы.
- КУДА? К КОМУ? - спросил я в удивлении.
- К ней, к Бубновой. Она все говорит, что я ей должна много денег, что
она маменьку на свои деньги похоронила.. . Я не хочу, чтобы она бранила
маменьку, я хочу у ней работать и все ей заработаю.. . Тогда от нее сама и
уйду. А теперь я опять к ней пойду.
Л. Н. Толстой "Анна Каренина"
- Простите меня, что я приехал, но я не мог провести дня, не видав вас,
- продолжал он по-французски, как он всегда говорил, избегая
невозможно-холодного между ними вы и опасного ты по-русски.
- За ЧТО ж простить? Я так рада!
- Но вы нездоровы или огорчены, - продолжал он, не выпуская ее руки и
нагибаясь над нею. - О ЧЕМ вы думали?
- Все об одном, - сказала она с улыбкой.
А. С Пушкин "Евгений Онегин"
- Княжна, mon аngе! -
"Раchеttе! " - Алина! -
"КТО б мог подумать? КАК давно!
Надолго ль? Милая! Кузина!
Садись - как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа... "
- А это дочь моя, Татьяна. -
"Ах, Таня! подойди ко мне -
Как будто брежу я во сне.. .
Кузина, помнишь Грандисона? "
- КАК, Грандисон?. . а, Грандисон!
Да, помню, помню. ГДЕ же он? -
"В Москве, живет у Симеона;
Меня в сочельник навестил;
Недавно сына он женил.
Точно подобранное описание действия что-то говорит о героях, может, лучше всех остальных техник определяя их личность. Женщина стучит накрашенными ногтями по столешнице и ждет, чтобы кто-то поднял трубку; молодой человек не может посмотреть своему собеседнику прямо в глаза; старушка слушает врача, машинально пощипывая одеяло — это все образы.
Один образ иногда стоит больше, чем тысяча слов. Диалог, соединенный с тщательно подобранным описанием действия, по моему мнению, есть самой простой и эффективной техникой, благодаря которой бесцветные сцены наполняются жизнью» (с)
- А Владимир Семенович позволит вам развестись с ним? - спросил он,
откинувшись на подушку, цвет которой напомнил ему слегка протухшее мясо, и нежно сжимая ее руку.
- Владимир меня обожает, - ответила она. - Это разобьет ему сердце.
- Он приятный человек, и мне бы не хотелось, чтобы он был несчастен.
Но будем надеяться, что у него это пройдет.
- У него это никогда не пройдет. Такова русская душа. Я знаю, когда я
его оставлю, он почувствует, что потерял все, ради чего стоило жить. Я еще
не видела, чтобы мужчина так всецело предавался женщине, как он мне. Но, конечно, он не захочет помешать моему счастью. Для этого он слишком благороден. Он поймет, что у меня нет права колебаться, когда речь идет о моем саморазвитии. Владимир даст мне свободу, ни о чем не спрашивая.
<…>
- Владимир ни за что не захочет обречь меня на скандальную
известность, неизбежную при бракоразводных процессах. Когда я объясню ему, что решила выйти за вас, он покончит с собой.
- Это было бы ужасно, - сказал Эшенден.
Он растерялся, но и ощутил острое волнение. Так похоже на русский
роман! И он словно увидел перед собой страшные и трогательные страницы, и еще страницы, и еще страницы, на которых Достоевский описал бы подобный случай. Он знал, какие терзания испытывали бы персонажи - разбитые бутылки шампанского, поездки к цыганам, водка, обмороки, каталепсия и длинные-предлинные монологи, которые произносили бы все до единого.
Положение было таким жутким, таким упоительным, таким безвыходным!
- Мы из-за этого будем ужасно несчастными, - сказала Анастасия
Александровна, - но не вижу, что еще ему остается. Умолять его, чтобы он
жил без меня, я не могу. Он будет как корабль без руля, как авто без
карбюратора. Я так хорошо знаю Владимира! Он покончит с собой!
- Каким образом? - спросил Эшенден, которого, как реалиста, страстно
интересовали подробности.
- Размозжит себе пулей висок. (Моэм. Белье мистера Харрингтона)