Эта семья жила на главной улице, возле губернатора, в собственном доме. Сам Туркин, Иван Петрович, полный, красивый брюнет с бакенами, устраивал любительские спектакли с благотворительною целью, сам играл старых генералов и при этом кашлял очень смешно. Он знал много анекдотов, шарад, поговорок, любил шутить и острить, и всегда у него было такое выражение, что нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Жена его, Вера Иосифовна, худощавая, миловидная дама, писала повести и романы и охотно читала их вслух своим гостям. Дочь, Екатерина Ивановна, молодая девушка, играла на рояле. Одним словом, у каждого члена семьи был какой-нибудь свой талант. Туркины принимали гостей радушно и показывали им свои таланты весело, с сердечной простотой. В их большом каменном доме было просторно и летом прохладно, половина окон выходила в старый тенистый сад, где весной пели соловьи; когда в доме сидели гости, то в кухне стучали ножами, во дворе пахло жареным луком и это всякий раз предвещало обильный и вкусный ужин (А.Чехов). найдите все существительные и напишите их падеж)

Жили в одном сказочном саду красавица Роза и маленькая невзрачная лечебная ромашка. Роза каждый день похвалялась: "Я самая красивая, самая свежая, от меня прекрасный аромат!" А маленькая аптечная ромашка скромно росла в уголке сада, и была она не так красива и совсем не пахла. Но Роза, несмотря на свою красоту была жутко колючая и никто к ней не подходил. Однажды заболела хозяйка сада и решила, что ее выручит отвар из ромашки. Так настал черед Ромашки. Хозяйка срезала Ромашку , но Ромашка не хвасталась, а молча своей хозяйке. Наступила осень, в саду собрали урожай, срезали все цветы. Осталась только одна хвастунья Роза со своими колючками увядать.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».  Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»   Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно,
 гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо. Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак…» – повел речь, прерванную питьем абрикосовой. Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду. Пройдя мимо скамьи, на которой помещались редактор и поэт, иностранец покосился на них, остановился и вдруг уселся на соседней скамейке, в двух шагах от приятелей. Тут Бездомный сделал попытку прекратить замучившую его икоту, задержав дыхание, отчего икнул мучительнее и громче, и в этот же момент Берлиоз прервал свою речь, потому что иностранец вдруг поднялся и направился к писателям. На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю