Гитарист
это случилось в пятьдесят девятом году. я работал в « газете». у меня уже были первые песенки и первая широкая известность в узком кругу. это вдохновляло меня. я старался понравиться именно им, моим друзьям. один из них, назовем его павлом, позвал меня на свой день рождения. были приглашены и некоторые другие сотрудники из нашего отдела .
я отправился к павлу, конечно, вместе с гитарой и со своим ближайшим другом тех лет, начинающим писателем владимиром максимовым.
мы добрались до плющихи, нашли дом. нам открыли дверь. гостей было уже с избытком, и наши уже были здесь.
и вот мы вошли в комнату и начали рассаживаться за уже накрытым столом. слышался обычный возбужденный галдеж, затем в него вмешался плеск разливаемого в бокалы вина, затем прозвучал тост в честь пунцового именинника… и звон стекла, и кряканье, и вздохи – и вдруг тишина и поедание праздничных прелестей, и восторженные восклицания, и, в общем, как обычно, удовлетворенное журчание голосов, этакий ручеек, постепенно, от тоста к тосту, превращающийся в мощный поток.
в доме павла я был впервые, и родственники его были мне незнакомы. судя по их лицам и разговорам, простые милые люди, в основном из московских работяг. они и преобладали за столом. а наших было мало, и они, конечно, старались не -то «высовываться» и не нарушать господствующего климата своим интеллектуальным вздором. так, нашептывали друг другу всякие остроты и посмеивались украдкой. только володя максимов был крайне мрачен.
наконец, когда было достаточно выпито и съедено, отяжелевшие гости потянулись в соседнюю комнату. мои подмигивали мне многозначительно. я шел и понимал, что, по уже установившейся традиции, предстоит петь. меня это в те годы радовало. я начал привыкать к интересу, который проявляли к моим песням мои друзья. рядом двигался хмурый максимов. пока мы сидели за столом, я, зная о его пристрастии к спиртному, подумал, что наступил этот час и потому он так мрачен. но оказалось, что он трезв, трезвее меня и всех остальных, и это было непонятно.
в тесной комнате кто сидел, кто стоял. мне подали гитару. все замерли. я чувствовал себя приподнято, хотя, конечно, и волновался: хотел угодить слушателям.
– что же мне вам спеть? – спросил я, перебирая струны, – что-то сразу и не соображу…
– может быть, «сапоги»? – шепнул кто-то из своих.
я подумал, что «песенка о сапогах» – это военное. это не ко дню рождения… и посмотрел на максимова. он был мрачен.
– ну, «неистов и …», – подсказали снова.
– нет, – сказал я, – начну-ка с «последнего троллейбуса»… все-таки московская тема…
я стал перебирать струны. одна фальшивила. принялся настраивать. было тихо. правда, в соседней комнате звенела посуда: там суетились, приводя стол в порядок.
«когда мне невмочь пересилить беду…» – запел я. максимов опустил голову. выпевая, я подумал, что следующей будет «песенка о леньке королеве». да-да, подумал я, хоть и военная, но все-таки московская.
я пел и попутно обмозговывал свой небогатый репертуар. и вот конец: «…и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает…» – и последний аккорд. кто-то из своих захлопал. и вдруг из дальнего угла крикнули требовательно:
– веселую «цыганочку»
– "цыганочку" – загудели гости, и кто-то затянул «ехал на ярмарку ухарь-купец…».
я не понимал, что происходит. стоял, обнимая гитару. тут ко мне подскочил максимов, дернул меня за руку и пошли – и повел меня насильно в прихожую. – давай одевайся! скорей, пошли
мы вышли из квартиры. ноги у меня были деревянные. голова гудела.
– я не хотел тебе говорить, – сказал, кипя, максимов уже на ночной улице, – когда мы пришли, там, на столике в прихожей, лежал список гостей, и возле твоей фамилии было написано – «гитарист»!
1) тема и основная мысль текста
ответ:
на это есть ответ?
это же автобиографические анекдоты