Как различны по возрастам впечатления прочитанного, слышанного и виденного! я помню, в детстве меня возили в цирк. сколько радости, сколько удовольствия! в юности я тоже посещал его и посещал часто – меня тянули туда грация движений наездниц, смелость акробатов, торжество дрессировки животных венцом творения – человеком… наступили более зрелые годы – я изредка и лишь случайно заходил в цирк. теперь я не хожу туда вовсе. почему? я помню, когда последний раз был я там, меня посетили странные мысли… дошла очередь – я живо припоминаю это – до последнего номера программы – укрощения львов. на арену вывезли на колесах громадную железную клетку. в ней быстро ходили взад и вперед, издавая глухое рычание, потрясая гривами и сверкая глазами, три молодых африканских льва. они как будто рассуждали сами с собой, и мне казалось, по разнообразному тону их рычания, что эти рассуждения были разные темы. один, – я понимал их, – говорил: – кто смеет приказывать мне? перед кем склоню я голову и на кого не выпущу когтей? я уйду, только меня и видели! я сломаю все запоры, я пробегу неизмеримые пространства и достигну моей далекой родины – тихой пустыни. там, где газели, которыми я полакомлюсь, пьют у ручья, где и я утолю свою жажду, меня ждут, нежась на раскаленном песке, прекрасные молодые львицы с шелковистой шерстью, с глазами, горящими зеленым огнем. я испущу радостный крик любви, и на мой зов откликнется та, которая любит меня. мы пойдем с ней вдвоем по обширной пустыне, опаляемые солнцем, счастливые, свободные. отдавшись первым восторгам любви, облизывая губы, окровавленные счастливой добычей, мы сладко заснем, и лишь луна, испуганная и очарованная, будет созерцать с безоблачного неба этот сон царственной четы пустыни… другой более резким тоном строил другие планы: – кто думает подчинить меня? перед кем склонится моя гордая воля? сейчас схвачу я зубами решетку, замки и разгрызу их легче, чем ребенок щелкает орехи. но я не удалюсь в тишину и покой пустыни, я побегу в города, где мои собратья изнывают в неволе, где их осмеливаются выставлять на показ для забавы. я разрушу все клетки и освобожу несчастных узников. нас будут десятки, сотни, тысячи, и только тогда, когда на всем земном шаре не будет ни одного льва в заключении, только тогда возвращусь я в родные страны, освобожденный и освободитель, с радостью в сердце, как подобает царю-победителю, возвращающемуся в свое отечество во главе освобожденного народа. третий мечтал об ином: – пусть не стараются поработить меня! это потеря времени! ни один взгляд не заставит меня потупить взора! одним ударом моей могучей лапы я сломаю вдребезги и дерево, и железо моей тюрьмы, все превращу в щепки и в прах. но я жажду свободу не для наслаждений любви и не для достижения славы освободителя порабощенных собратьев. нет, совсем нет. я уйду в самую отдаленную, неизвестную ни людям, ни львам. там я буду жить один, созерцая вокруг себя лишь безграничные пространства: пустыню, море и небо. я буду меняться только со . наконец, состарившись среди этой обворожительной беспредельности, я умру, склонив голову на лапы, в виду заходящего солнца. так – казалось мне – думали вслух эти три молодых льва, заключенные в клетке, стоявшей на арене, когда в быстро отворенной дверце появлялась укротительница. она не выдавалась ни силой, ни красотой, худая, бледная, истомленная, одетая в трико с блестящим шитьем. в правой руке она держала небольшой бич, которого едва ли бы испугалась и маленькая собачка. но как только они ее увидали, эти три диких льва, так перестали рычать и, поджав хвосты, сбились в кучу в противоположном углу клетки. одно мгновение в их глазах блеснул было злобный огонек, но она хлопнула бичом и они присмирели. под взмахами этого же бича она заставила их прыгать через барьеры и в кольца. тот, который, влюбленный в дикую львицу, жаждал лизать окровавленные губы, лизал руки укротительницы. замышлявший освободить всех трех львов, укусил, подобно хорошо дрессированной собаке, одного из своих товарищей, замедлившего дать лапу, а мечтавший умереть, созерцая заходящее солнце, задрожал всем телом при холостом выстреле пистолета. наконец представление кончилось. укротительница, выходя из клетки, бросила львам по куску мяса. они зажав его в лапы, стали пожирать, видимо довольные, с потухшим взором. не то же ли бывает с людьми? – эти три льва, – не чудные ли мечты юности: страстной любви, жажды славы, возвышенных стремлений? но… надо есть! укротительница – это жизнь. вот каковы были мои мысли – и я перестал ходить в цирк. выявить проблему данного текста))
