Каждому особенно дорог тот уголок земли, где рос, где стал человеком. Для меня это Средняя полоса.
Рязанские поля и берёзы, калужские и тульские перелески, Подмосковье, владимирские просёлки, земли тамбовские и воронежские, - это всё мы зовём Средней полосой, имея в виду широкий пояс России, идущий с запада до Урала.
Я очень люблю эту землю. И эта любовь понятна всем, кто сумел приглядеться к красоте Средней России, до самых глубин понятой Левитаном, Нестеровым, Чайковским, Тютчевым, Фетом, Есениным, Паустовским.
В году мы знаем и длинные ночи, и длинные дни. Мы знаем снег и июльский зной. Одна из прелестей жизни – контрасты и перемены… Летом мы ожидаем осень. Потом рады первому снегу, первым проталинам, первым цветам. Белый снег белым почти не бывает, он бывает то пепельным, то розовым, то почти синим. Снег скрипит под ногами капустой и пахнет арбузом. Короткие дни без теней. Копны снега на опушке. Цепочка лисьего следа. В лесу глухо. Спешишь засветло вернуться домой.
Каким ослепительно синим бывает небо, когда дни начинают прибавлять, как звенит снег и как постепенно весь снежный мир становится синим!
Сколько дождей разных и непохожих видел я! У этих дождей названия есть: «проливной», «грибной», «обложной», «долгий», «осенний», «зимний», от которого снег покрывается сверкающей коркой, и на деревьях остаются прозрачные ледяные бусы.
Град. Иней. Туманы и росы. Облака, прозрачные или тяжёлые. Изморозь, зимний узор на окнах…
Июль с васильками, ромашками и желтизною хлебов незаметно сменяется задумчивым августом…
Сенокосы и листопады, разливы рек, первый снег и первые ландыши… Есть на земле волшебная Средняя полоса. (В.Песков.)
Последняя прочитанная мною книга – 451` по Фаренгейту. Очень люблю автора. Заходя в книжный магазин в поисках неизведанного, тёплого, чтобы с запахом сена и земли после дождя, красивого, как цветущие яблони, вообщем, летнего, я всегда ищу Его, сама того не подозревая. Каким-то странным образом я всегда забываю про старого доброго Рэя Брэдбери, мудрого чудака-волшебника, жизненного и с такими осязаемыми на уровне чувств текстами. Но обязательно вижу его имя на корешке, и вот оно, я счастлива. У меня в руках моя личная Брэдбери Библия. Я начинаю скучать по героям сразу, как только заканчивается последнее предложение. Я будто покупаю билет в паралелльный мир, так похожий на наш, но более ароматный и звучащий, и срок действия его ограничен временем, которое занимает у тебя чтение. О книге. Мистер Гай Монтег, мне вас вовсе не жаль. И сочувствия нет. Скорее, внутренняя неудовлетворённость и досада, будто я смотрю на саму себя, только зашоренную другими порядками и другой системой бытия. И сначала нужно было ужаснуться тому, как можно не видеть очевидных вещей и радоваться, искренне радоваться тому, что совершаешь убийство за убийством, сжигая книги и ошкуривая собственную душу уничтожением, чтобы после понять, как я сама ежедневно ошкуриваю свою собственную. Я встречала и до сих пор, на своё счастье, общаюсь с людьми, подобными Клариссе Маклеллан, странными и опасными для большинства. Любит ли Рэй Б. свою героиню? А Гая? А брандмейстера Битти? Механического пса, ни живого, ни мёртвого, со смертельной иглой? Наверное, можно содрогнуться при взгляде на своё создание, но не любить его, наверное, нельзя. Повествование наполнено метафорами, ощущениями, цветами и запахами, в нем много мысли и действия, в нём гармония состояния человека, который готовит ужин любимому, и, настраивая таймер на запекание рыбы, думает о том, как быстротечны моменты и сколько забирает любовь, а скольким наполняет. Есть в книге моменты, которые в обычной жизни я привыкла называть иронией судьбы. Например, когда Гай почувствовал смерть своей жены и внезапно в этот момент вспомнил, где они познакомились. Такая близкая мне трактовка веления судьбы у Брэдбери, когда предрешено только то, что у тебя всегда есть выбор. Каждую секунду. мне кажется, что лучшего окончания сочинению я не могла бы придумать, хоть и не логично, и будто оборвано. но на этой мысли стоит остановиться. и сделать следующий выбор.
Каждому особенно дорог тот уголок земли, где рос, где стал человеком. Для меня это Средняя полоса.
Рязанские поля и берёзы, калужские и тульские перелески, Подмосковье, владимирские просёлки, земли тамбовские и воронежские, - это всё мы зовём Средней полосой, имея в виду широкий пояс России, идущий с запада до Урала.
Я очень люблю эту землю. И эта любовь понятна всем, кто сумел приглядеться к красоте Средней России, до самых глубин понятой Левитаном, Нестеровым, Чайковским, Тютчевым, Фетом, Есениным, Паустовским.
В году мы знаем и длинные ночи, и длинные дни. Мы знаем снег и июльский зной. Одна из прелестей жизни – контрасты и перемены… Летом мы ожидаем осень. Потом рады первому снегу, первым проталинам, первым цветам.
Белый снег белым почти не бывает, он бывает то пепельным, то розовым, то почти синим. Снег скрипит под ногами капустой и пахнет арбузом. Короткие дни без теней. Копны снега на опушке. Цепочка лисьего следа. В лесу глухо. Спешишь засветло вернуться домой.
Каким ослепительно синим бывает небо, когда дни начинают прибавлять, как звенит снег и как постепенно весь снежный мир становится синим!
Сколько дождей разных и непохожих видел я! У этих дождей названия есть: «проливной», «грибной», «обложной», «долгий», «осенний», «зимний», от которого снег покрывается сверкающей коркой, и на деревьях остаются прозрачные ледяные бусы.
Град. Иней. Туманы и росы. Облака, прозрачные или тяжёлые. Изморозь, зимний узор на окнах…
Июль с васильками, ромашками и желтизною хлебов незаметно сменяется задумчивым августом…
Сенокосы и листопады, разливы рек, первый снег и первые ландыши… Есть на земле волшебная Средняя полоса. (В.Песков.)
Последняя прочитанная мною книга – 451` по Фаренгейту.
Очень люблю автора. Заходя в книжный магазин в поисках неизведанного, тёплого, чтобы с запахом сена и земли после дождя, красивого, как цветущие яблони, вообщем, летнего, я всегда ищу Его, сама того не подозревая. Каким-то странным образом я всегда забываю про старого доброго Рэя Брэдбери, мудрого чудака-волшебника, жизненного и с такими осязаемыми на уровне чувств текстами. Но обязательно вижу его имя на корешке, и вот оно, я счастлива. У меня в руках моя личная Брэдбери Библия.
Я начинаю скучать по героям сразу, как только заканчивается последнее предложение. Я будто покупаю билет в паралелльный мир, так похожий на наш, но более ароматный и звучащий, и срок действия его ограничен временем, которое занимает у тебя чтение.
О книге. Мистер Гай Монтег, мне вас вовсе не жаль. И сочувствия нет. Скорее, внутренняя неудовлетворённость и досада, будто я смотрю на саму себя, только зашоренную другими порядками и другой системой бытия. И сначала нужно было ужаснуться тому, как можно не видеть очевидных вещей и радоваться, искренне радоваться тому, что совершаешь убийство за убийством, сжигая книги и ошкуривая собственную душу уничтожением, чтобы после понять, как я сама ежедневно ошкуриваю свою собственную.
Я встречала и до сих пор, на своё счастье, общаюсь с людьми, подобными Клариссе Маклеллан, странными и опасными для большинства. Любит ли Рэй Б. свою героиню? А Гая? А брандмейстера Битти? Механического пса, ни живого, ни мёртвого, со смертельной иглой? Наверное, можно содрогнуться при взгляде на своё создание, но не любить его, наверное, нельзя.
Повествование наполнено метафорами, ощущениями, цветами и запахами, в нем много мысли и действия, в нём гармония состояния человека, который готовит ужин любимому, и, настраивая таймер на запекание рыбы, думает о том, как быстротечны моменты и сколько забирает любовь, а скольким наполняет. Есть в книге моменты, которые в обычной жизни я привыкла называть иронией судьбы. Например, когда Гай почувствовал смерть своей жены и внезапно в этот момент вспомнил, где они познакомились. Такая близкая мне трактовка веления судьбы у Брэдбери, когда предрешено только то, что у тебя всегда есть выбор. Каждую секунду.
мне кажется, что лучшего окончания сочинению я не могла бы придумать, хоть и не логично, и будто оборвано. но на этой мысли стоит остановиться. и сделать следующий выбор.