В комнате стоял слегка спёртый воздух, пахло уже начавшими гнить картинам, пылью вперемешку с плесенью из дыры в стене некогда обклеенными дорогими обоями, падал тусклый свет холодного зимнего солнца. От каждого шага пол скрипел словно предупреждая, что может провалиться в любой момент. На полу тут и там валялись банки из под давно забытой краски, посередине мастерской, величаво расположился мольберт со слегка покосившейся ножкой, наверное именно он был единственным напоминанием о владельце небольшой комнатушки на самом верхнем этаже старинной усадьбы, которую после революции превратили в общежитие.