Написать сжатое изложение: он был “един и многолик”. “един” потому, что был александром ивановичем – художником слова, своеобразным и неповторимым. “многолик” потому, что были и еще : один – землемер, другой – грузчик, третий – рыбак, а еще – учетчик на заводе, спортсмен, носильщик на вокзале, певец в хоре. и много, много других. но все это рабочее воинство совмещалось в одном лице – писателе . почему так часто менял он свои профессии? какая сила толкала его натягивать брезентовую робу, надевать каску и мчаться на лошадях? что заставляло его сутками, до ломоты в руках, разгружать баржи с арбузами, кирпичом, цементом? не решил ли он изучить все ремесла и “отображать” потом жизнь во всем ее многообразии? ! все было значительно проще: он был любопытным и любознательным человеком. его любопытство вызывал и новый вид труда, и новые люди, занятые в нем. ведь профессия оставляет на человеке свой отпечаток, придает ему своеобразие, делает одного непохожим на другого. “среди грузчиков в одесском порту, фокусников, воров и уличных музыкантов, – говорил , – встречались люди с самыми неожиданными биографиями – фантазеры и мечтатели с широкой и нежной душой”. когда александр иванович решил поступить в рыболовецкую артель, ему устроили экзамен: испытали силу, ловкость. и только потом приняли равноправным членом. о том, что он писатель, никто не догадывался. и наравне со всеми тянул сети, разгружал баркас, мыл палубу после очередного рейса. тяжелый труд давал ему разрядку. писатель страдал, если ему приходилось быть замурованным в четырех стенах кабинета. так, в 1908 году суд приговорил его “за представителя правительственной власти” вице-адмирала чухнина к десятидневному аресту или денежному штрафу. согласился на арест. три дня протомился и затосковал. на пятый стал , чтобы оставшиеся дни заменили денежным штрафом! любопытно, что меньше тянуло к людям так называемого “интеллигентного” и канцелярского труда. он был убежден: ничто не дает такой богатый материал, как близкое знакомство с простым людом. непосредственное участие в труде, а не наблюдение со стороны становилось для уже фактом творчества, той необходимой почвой, которая питала его знания, фантазию. бурный темперамент не давал писателю подолгу заниматься трудом. он так же резко охладевал к работе, как горячо и энергично приступал к ней. даже во время творческого подъема писатель мог бросить рукопись ради случайно встретившегося “интересного человека” или писать в таких условиях, в которых иной не составил бы и двух фраз. иногда вдруг прерывал работу, бросал на половине, если убеждался, что не ему “точные” слова. он трудился как мастер-ювелир, отчеканивая фразы. меткое слово, услышанное случайно, афоризм, художественная деталь – все записывал в записную книжку. придет время – и все может понадобиться. книжки хранят сотни таких заметок, кусочков разговора. год проходит за годом. писатель все дальше и дальше уходит от нас в . не стареют лишь его книги
Он был “един и многолик”. “Един” потому, что был Александром Ивановичем Куприным – художником слова, своеобразным и неповторимым. “Многолик” потому, что были и еще Куприны: один – землемер, другой – грузчик. Но все это совмещалось в одном лице – писателе Куприне.
Почему так часто менял он свои профессии? Не решил ли он изучить все ремесла и “отображать” потом жизнь во всем ее многообразии?!
Все было значительно проще: он был очень любопытным и любознательным человеком. Ведь профессия оставляет на человеке свой отпечаток, придает ему своеобразие. “Среди грузчиков в одесском порту, фокусников, воров и уличных музыкантов, – говорил Куприн, – встречались люди с самыми неожиданными биографиями – фантазеры и мечтатели с широкой и нежной душой”.
Когда Александр Иванович решил поступить в рыболовецкую артель, ему устроили экзамен: испытали силу, ловкость. И только потом приняли равноправным членом. О том, что он писатель, никто не догадывался. И Куприн наравне со всеми тянул сети, разгружал баркас, мыл палубу после очередного рейса.
Тяжелый физический труд давал ему разрядку. Писатель страдал, если ему приходилось быть замурованным в четырех стенах кабинета.
Бурный темперамент не давал писателю подолгу заниматься литературным трудом. Он так же резко охладевал к работе, как горячо и энергично приступал к ней.
Иногда Куприн вдруг прерывал работу, бросал на половине, если убеждался, что не даются ему “точные” слова. Придет время – и все может понадобиться. Книжки хранят сотни таких заметок, кусочков разговора.
Год проходит за годом. Писатель все дальше и дальше уходит от нас в историю. Не стареют лишь его книги