Илья Муромец — один из самых известных богатырей древнерусского эпоса. По преданию, его родителями были простые крестьяне из села Карачарова под городом Муромом. Поэтому и прозвали его Муромцем. Тридцать лет сидел Илья в избе и не мог ходить, пока не вылечили его странники и не наделили небывалой силой. Вскоре Илья прибыл в Киев ко двору князя Владимира. Несмотря на то, что Муромец был лучшим среди богатырей князя, порой между богатырем и правителем происходили ссоры, о чем рассказывается в древнерусских былинах. В былине Толстого тоже упоминается, что князь обнес Илью чарой на пиру, то есть не проявил к нему уважения, подобающего его заслугам. Однако Илья не слишком огорчается по этому поводу. Он не царедворец и больше всего ценит не пышность княжеского двора, а независимость и простор родной земли, которую защищает от врагов. Илья Муромец в простой кольчуге едет в «жаркий полдень» через лес, на ходу жуя кусок хлеба. Его богатырский конь топчет пышную траву, и громко звенит оружие героя. Илья уехал из Киева от князя Владимира и теперь сердито приговаривает: «Ну, Владимир, что ж?/Посмотрю я, без Ильи-то/Как ты проживешь?» Илья не жалеет о пирах в княжеской столице. Ведь он простой мужик, которому вполне достаточно обычного хлеба. Но князь проявил к богатырю неуважение, обнеся его на пиру чаркой. Илья не намерен терпеть такое отношение к себе, поэтому он и ушел. При дворе князя достаточно других богатырей; правда, они очень любят пиры и женщин. Ведь все богатыри Владимира молоды, а ста- рый Илья давно «забыл уж баб», но в бою ему по- прежнему нет равных. Илья с усмешкой отмечает, что он в действительности не очень годится для княжеского двора, да и давно уж ему стоило «погулять по свету снова». Он неуютно чувствует себя в богатых теремах, а «от царьградских от курений», как иронично замечает богатырь, у него, сына простого крестьянина, привыкшего к простой жизни, «голова болит». В Киеве, при дворе князя, Илье душно; государыней он называет пустыню. Простор степей, который в сознании богатыря ассоциируется с волей, ему милее роскошных княжеских покоев, которые он сравнивает со скриней — сундуком. При мысли о воле Илья повеселел: «И старик лицом суровым/Просветлел опять...» Здесь, среди «темного бора», благоухающего «смолой и земляникой», Илья Муромец чувствует себя в своей стихии — в стихии бескрайнего простора и «воли дикой», сквозящей в дуновении ветра.
