Ваши глаза,как бездонный океан. Чёрные.как смола,тени легли на траву. Тёмный ельник,как мехом,опушили седые морозы. Месяц,будто белый медвежонок.лапу протянул в моё окно. Дорога,как змеиный хвост,полна народу,шевелится. Золотые лучи,словно стрелы,сквозь клокастые тучи
Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов,осеняющих берег. Утро было прекрасное,солнце освещало вершины лип,пожелтевших уже под свежим дыханьем осени. Наконец выплыл месяц,тусклый и красный. В холодный зал,луною освещённый ,ребёнком я вошёл. Лес открывает любителю природы,входящему в лес,свои тайны.
Портрет Обломова говорит о многом в его характере: “Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока”. Далее отмечает автор “выражение усталости или скуки”, нездоровый цвет лица от недостатка воздуха и движения; обрюзгшее тело. Апатия Обломова доходила до того, что ему была безразлична паутина, напитанная пылью, которая лепилась в виде фестонов вокруг картин, ковры, покрытые пятнами, запыленные зеркала, “которые могли служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память”.
Чёрные.как смола,тени легли на траву.
Тёмный ельник,как мехом,опушили седые морозы.
Месяц,будто белый медвежонок.лапу протянул в моё окно.
Дорога,как змеиный хвост,полна народу,шевелится.
Золотые лучи,словно стрелы,сквозь клокастые тучи
Проснувшиеся лебеди важно выплывали из-под кустов,осеняющих берег.
Утро было прекрасное,солнце освещало вершины лип,пожелтевших уже под свежим дыханьем осени.
Наконец выплыл месяц,тусклый и красный.
В холодный зал,луною освещённый ,ребёнком я вошёл.
Лес открывает любителю природы,входящему в лес,свои тайны.