В «Записках сумасшедшего» Гоголь обращается к исследованию внутреннего мира «маленького человека», бедного петербургского чиновника, который сидит в директорском кабинете и чинит перья своему начальнику. Он восхищен его превосходительством: «Да, не нашему брату чета! Государственный человек!». И одновременно он презрительно-снисходителен к людям, стоящим по чину и званию ниже его. Фамилия этого чиновника Поприщин, и он уверен, что его ожидает великое поприще: герой надеется стать «полковником, а может быть, если Бог даст, то чем-нибудь и побольше».
На почве уязвленного самолюбия в маленько человеке развивается болезненная гордыня. Он и презирает тех, кто стоит выше, и завидует им. Стремление быть, как они, усиливается мечтательной любовью Поприщина к дочери директора департамента. А когда она отдает предпочтение камер-юнкеру, героя охватывает буря противоречивых чувств: «Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка, обыкновенная, простая пробка, больше ничего», - злорадно-завистливо поносит Поприщин директора, которым совсем недавно восхищался. И все светское общество превращается у него в низменную мразь.
Поприщин очень завидует «счастливчикам»: «Отчего я титулярный советник?.. Я несколько раз хотел добраться, отчего происходят все эти разности… Что же из того, что он камер-юнкер… Ведь через то, что он камер-юнкер, не прибавится третий глаз на лбу. Ведь у него же нос не из золота сделан, а так же, как и у меня, как и у всякого». Болезненное сознание героя, нацеленное на ниспровержение всего, что «не я», приводит героя к полному внутреннему расстройству и сумасшествию.
Поприщин становится жертвой раздвоения своей собственной личности, отравленной ядом жгучей зависти к тем, кто его унижает, и маниакальной мечтой стать таким же, как и они, обладателем незаслуженных прав и привилегий.
На почве уязвленного самолюбия в маленько человеке развивается болезненная гордыня. Он и презирает тех, кто стоит выше, и завидует им. Стремление быть, как они, усиливается мечтательной любовью Поприщина к дочери директора департамента. А когда она отдает предпочтение камер-юнкеру, героя охватывает буря противоречивых чувств: «Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка, обыкновенная, простая пробка, больше ничего», - злорадно-завистливо поносит Поприщин директора, которым совсем недавно восхищался. И все светское общество превращается у него в низменную мразь.
Поприщин очень завидует «счастливчикам»: «Отчего я титулярный советник?.. Я несколько раз хотел добраться, отчего происходят все эти разности… Что же из того, что он камер-юнкер… Ведь через то, что он камер-юнкер, не прибавится третий глаз на лбу. Ведь у него же нос не из золота сделан, а так же, как и у меня, как и у всякого». Болезненное сознание героя, нацеленное на ниспровержение всего, что «не я», приводит героя к полному внутреннему расстройству и сумасшествию.
Поприщин становится жертвой раздвоения своей собственной личности, отравленной ядом жгучей зависти к тем, кто его унижает, и маниакальной мечтой стать таким же, как и они, обладателем незаслуженных прав и привилегий.