Напишите сочинение-рассуждение, раскрывая смысл высказывание известного писателя владимира галактионовича короленко ,, обладает всеми средствами для выражения самых тонких ощущений и оттенков мысли" (1) ты, наверное, удивлён тем, что после нашего возвращения с волги я словно бы забыл твой адрес и телефон. (2) «вот, - думаешь, - человеческая : жил в моём доме, спал на моей постели, ел за моим столом, моя мать ухаживала за ним, а вернулся в москву – и испарился, исчез… (3) ни слова признательности! » ( 4) думая так, ты не прав. ( 5) я уже послал твоей матери три письма… (6) я поклонился её рукам, то лёгким и нежным (помнишь, как она врачевала мою обгоревшую под солнцем то ловким и быстрым (помнишь, как она взбивала пену в корыте, как полола грядки за ) я поклонился её голосу, то тихому, когда она боялась разбудить нас или помешать нашей шахматной игре, то звонкому, ( «а у меня стол накрыт! »). (8) я поклонился её глазам, таким добрым, искусно скрывающим душевную тревогу и грусть. (9) я поклонился её сердцу, которое любит весь мир, потому что ты, её единственный сын, живёшь в этом мире. (10) да, я послал твоей матери три письма. (11) я написал ей и за себя, и за тебя…(12) ведь ты, кажется, почти никогда не пишешь ей. (13) в шкатулке, как самую большую драгоценность, хранит анна филипповна твоё единственное за весь год письмо: «я забыл дома библиотечную книгу. (14) она называется «сага о форсайтах». (15) лежит, кажется, в верхнем левом ящике. (16) пришли поскорей. (17) только не потеряй страницы – книга старая и вся рассыпается». (18) вот и всё. (19) помнишь, оправдываясь, ты сказал, что не умеешь и не любишь писать письма. (20) однако же ты чуть не каждый день атаковал посланиями марину. (21) она и читать, наверное, не успевала. (22) значит, (23) сказал бы уж точней: «не люблю писать матери». (24) впрочем, ты ведь не только писать, ты и разговаривать с ней не любишь. (25) меня, помнится, обжигали твои ленивые, словно в пространство брошенные фразы: «эх, если бы сейчас скатерть-самобранку! » (26) твоя постель расстилалась «сама собой» и «сам собой» накрывался стол. (27) тебе не нужно было скатерти-самобранки и ковра-самолёта. (28) всё это заменяла тебе маленькая, сухонькая женщина, которая так искусно владеет мастерством материнской заботы. ( 29) помнишь, когда ты кончал аспирантуру, твоя мать приехала в москву, и как раз была встреча нового года. ( 30) все сидели за столом, а она, накрывшая стол, устроившая всё это торжество, была на кухне. (31) только в самый ответственный момент, в двенадцать часов, ты милостиво позвал её в комнату. (32) ты стеснялся её. (33) и перед тем, как позвать, долго нас: «всю жизнь прожила в деревне, сами понимаете…». ( 34) хочу сказать: напрасно ты стесняешься своей матери. ( 35) сколько раз за это лето я часами беседовал с ней! (36) если бы ты знал, как хорошо, как тонко она всё чувствует и понимает! (37) она каждый раз хвалила тебя – и больше всего за то, чего в тебе нет: за сыновью любовь, за заботу и ласку. (38) это – её мечта. (39) быть может, самая большая и последняя мечта в жизни. (40) и ведь так легко воплотить эту мечту в жизнь! (41) почему же ты не хочешь? (42) почему?
Хутор догорал. Со стороны тока Мария услышала надрывный женский плач и короткие, злые выкрики немцев. Сопровождаемая солдатами-автоматчиками нестройная толпа хуторян медленно двинулась по проселочной дороге. Три женщины несли на руках грудных детей. Мария узнала их. Это были две ее соседки, молодые солдатки, мужья которых ушли на фронт перед самым приходом немцев, а третья - эвакуированная учительница, она родила дочку уже здесь, на хуторе. Дети повзрослее ковыляли по дороге, держась за подолы материнских юбок, и Мария узнала и матерей и детей... Неуклюже на своих самодельных костылях дядя Корней, ногу ему отняли еще в ту германскую войну. Поддерживая друг друга, шли двое ветхих стариков-вдовцов, дед Кузьма и дед Никита. Хуторяне шли тихо, и лишь только кто-нибудь из женщин начинал громко, навзрыд плакать, к ней тотчас же подходил немец в каске, ударами автомата сбивал ее с ног.
Муса Джалиль «Варварство»
Они с детьми погнали матерей
И яму рыть заставили, а сами
Они стояли, кучка дикарей,
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Детей внезапно охватил испуг, —
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук,
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной,
Ребенок, мальчуган больной,
Головку спрятал в складках платья
Еще не старой женщины. Она
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка!
Все понял, понял все малютка.
Давыдова «Верность»
«... 17 февраля 1945года в 12 часов дня с очередной тысячей обреченных в Маутхаузен привезли Дмитрия Михайловича Карбышева. Его отобрали в особую группу и подвергли садистской изощренной казни. Не петлей и не газом, не огнем, а водой. Узникам велели догола раздеться. При двенадцатиградусном морозе, на лютом ветру их держали несколько часов на площади. Для многих такая экзекуция была невмоготу. Коченели, падали бездыханными.Остальных затолкали в баню под горячий душ. Оттуда –обратно на площадь, под нацеленные брандспойты –леденящий душ «шарко» на морозе.И опять уцелевших –в баню. А оттуда опять –на площадь. Потом немногие очевидцы рассказывали, как по ледяному катку, сверкавшему всеми цветами спектра –от красного до фиолетового, -метались голые люди... Метались между стеной бани и каменной стеной, силясь подняться от острых, как жало, струй ледяной воды,бивших из брандспойтов...Гоготали, ржали эсесовцы, напором воды сбивая с ног, тех кто еще пытался встать.Один за другим превращались в ледяные изваяния люди.
Вот цитата :"...дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью".
(Лев Толстой "Война и мир")
Шолохов рассказ"Наука ненависти"