Старинные часы на камине в кабинете последней квартиры Пушкина показывают два часа сорок пять минут. В эти минуты двадцать девятого января (десятого февраля) тысяча восемьсот тридцать седьмого года остановилось сердце поэта. И каждый год в этот день, в этот час здесь собираются потомки тех, кто стоял в тот далёкий день перед окнами квартиры Пушкина и, затаив дыхание, следил за биением пульса поэта.
В квартире торжественно и тихо. Собравшиеся разговаривают вполголоса. Пушкин бессмертный продолжает жить в этих стенах. Вот его письменный стол, большое ковровое кресло перед столом, гусиное перо, которым он писал, чернильница с бронзовой статуэткой арапа. И часто на столе можно увидеть зелёную ветку или живой цветок-дань глубокой и трогательной любви к поэту.
Здесь он жил, любил, радовался волновался, страдал, творил и-умирал. Умирал тяжело и мучительно, окружённый близкими, друзьями и книгами, с которыми, как с живыми спутниками своей жизни, попрощался перед смертью:
Как-то за завтраком он опрокидывает солонку, а мисс Уотсон не позволяет ему вовремя бросить щепотку соли через плечо — и Гек сразу же обнаруживает на снегу у перелаза след каблука с набитым большими гвоздями крестом — отваживать нечистую силу. Гек бросается к судье Тэчеру и просит забрать у него все его деньги. Судья, чуя что-то неладное, соглашается взять деньги на хранение, оформив это как «приобретение» . И вовремя: вечером в комнате Гека уже сидит его папаша собственной оборванной персоной. Старый пьянчуга прослышал, что сын разбогател, и, смертельно оскорбленный тем, что тот спит на простынях и умеет читать, требует деньги прямо к завтрашнему дню. Судья Тэчер, естественно, отказывает, но новый судья из уважения к святости семейного очага становится на сторону бродяги, который, пока суд да дело, прячет Гека в уединенной лесной хижине. Гек снова обретает вкус к лохмотьям и свободе от школы и мытья, но, увы, папаша начинает злоупотреблять палкой — уж очень ему не по душе американские порядки: что это за правительство и закон, которые позволяют в некоторых штатах неграм голосовать, когда такой богач, как он, должен жить оборванцем! Однажды во время приступа белой горячки отец едва не убивает Гека своим складным ножом; Гек, воспользовавшись его отлучкой, инсценирует ограбление хижины и свое убийство и на челноке удирает на остров Джексона — светлой ночью, когда можно было пересчитать все бревна, плывущие далеко от берега, чёрные и словно неподвижные. На острове Джексона Гек сталкивается с Джимом — негром мисс Уотсон, который бежал, чтобы она не продала его на Юг: святоше было не устоять перед восьмисотдолларовой кучей. Вода поднимается, и в затопленном лесу на каждом поваленном дереве сидят змеи, кролики и прочая живность. Река несет всякую всячину, и как-то вечером друзья вылавливают отличный плот, а однажды перед рассветом мимо них проплывает накренившийся двухэтажный дом, где лежит убитый человек. Джим просит Гека не смотреть ему в лицо — уж очень страшно, — зато они набирают массу полезных вещей вплоть до деревянной ноги, которая, правда, Джиму мала, а Геку велика. Друзья решают ночами спуститься на плоту до Каира, а оттуда по реке Огайо подняться пароходом до «свободных штатов» , где нет рабовладения. Гек и Джим натыкаются на разбитый пароход и еле уносят ноги от бандитской шайки, потом теряют друг друга в страшном тумане, но, к счастью, снова отыскивают. Джим заранее ликует и взахлеб благодарит «белого джентельмена» Гека, своего в свободных штатах он, Джим, будет работать день и ночь, чтобы выкупить свою семью, а не продадут — так выкраст. Дай негру палец — он заберет всю руку: такой низости Гек от Джима не ждал. «Ты обокрал бедную мисс Уотсон» , — твердит ему совесть, и он решается донести на Джима, но в последний миг снова выручает его, сочинив, что на плоту лежит его отец, умирающий от черной оспы: нет, видно, он, Гек, человек окончательно пропащий. Постепенно до друзей доходит, что они прозевали Каир в тумане. Но змеиная кожа этим не довольствуется: в темноте прямо по их плоту с треском проходит огнедышащий пароход. Гек успевает поднырнуть под тридцатифутовое колесо, но, вынырнув, Джима уже не находит. На берегу, рассказав жалобную историю о последовательном вымирании всех своих родственников на маленькой ферме в глуши Арканзаса, Гек принят в радушное семейство Грэнджерфордов — богатых, красивых и очень рыцарственных южан. Но как про это пишет сам Твен...
Смерть поэта.
Старинные часы на камине в кабинете последней квартиры Пушкина показывают два часа сорок пять минут. В эти минуты двадцать девятого января (десятого февраля) тысяча восемьсот тридцать седьмого года остановилось сердце поэта. И каждый год в этот день, в этот час здесь собираются потомки тех, кто стоял в тот далёкий день перед окнами квартиры Пушкина и, затаив дыхание, следил за биением пульса поэта.
В квартире торжественно и тихо. Собравшиеся разговаривают вполголоса. Пушкин бессмертный продолжает жить в этих стенах. Вот его письменный стол, большое ковровое кресло перед столом, гусиное перо, которым он писал, чернильница с бронзовой статуэткой арапа. И часто на столе можно увидеть зелёную ветку или живой цветок-дань глубокой и трогательной любви к поэту.
Здесь он жил, любил, радовался волновался, страдал, творил и-умирал. Умирал тяжело и мучительно, окружённый близкими, друзьями и книгами, с которыми, как с живыми спутниками своей жизни, попрощался перед смертью:
-Прощайте, друзья!
Но как про это пишет сам Твен...