Переделайте предложения так, чтобы в них стало два ряда однородных членов. Подчеркните однородные члены предложения. Образец:

Вдоль набережной блестели и отражались в черной воде многочисленные огни. — Вдоль набережной и на мосту блестели и отражались в черной воде многочисленные огни.

Мы каждый день сыпали в кормушку хлебные крошки и крупу.

По вечерам дети собирались за столом и читали вслух.

В лесу и на лугу пахло молодой травой.

Доктор надел пальто и шляпу.​

— Если барашек есть кусты, он и цветы ест?— Он есть все, что попадется.— Даже такие цветы, у которых шипы?— Да, и те, у которых шипы.— Тогда зачем шипы?Этого я не знал. Я был очень занят: в моторе заел один болт, и я старался его отвернуть. Мне было не по себе, положение становилось серьезным, воды почти не осталось, и я начал бояться, что моя вынужденная посадка плохо кончится.— Зачем нужны шипы?Задав какой-нибудь вопрос, Маленький принц никогда не отступался, пока не получал ответа. Неподатливый болт выводил меня из терпенья, и я ответил наобум:— Шипы ни зачем не нужны, цветы выпускают их просто от злости.— Вот как!Наступило молчание. Потом он сказал почти сердито:— Не верю я тебе! Цветы слабые. И простодушные. И они стараются придать себе храбрости. Они думают — если у них шипы, их все боятся…Я не ответил. В ту минуту я говорил себе: «Если этот болт и сейчас не поддастся, я так стукну по нему молотком, что он разлетится вдребезги». Маленький принц снова перебил мои мысли:— А ты думаешь, что цветы…— Да нет же! Ничего я не думаю! Я ответил тебе первое, что пришло в голову. Ты видишь, я занят серьезным делом.

Вдруг, среди шорохов и всплесков послышались, тревожащие своей необычностью, звуки. Было похоже, что где-то совсем близко играла крошечная скрипка. Звуки мелодии были так слабы, что порывы ветра иногда обрывали, как паутинку, эту тонкую ниточку загадочной трели. Прислушавшись, я уловил закономерную связь между скрипачом и ветром: стоило ветру немного утихнуть, как скрипка переходила на более низкие ноты, звук становился густым и в нем отчётливо улавливался тембр. Когда же ветер усиливался, звуки забирались все выше и выше, они становились острыми, как жало, скрипка плакала и всхлипывала. Наконец, я установил, что звуки исходили из засыпаной раковины на гребне песчаного холмика. Я осторожно взял раковину, чтобы посмотреть повнимательнее, но ничего особенного не нашёл. Я положил её на прежнее место и приготовился слушать, но раковина-музыкант молчала. Похоже, она рассердилась на то, что её бесцеремонно потревожили и ожидала, пока я снова уйду.