никакое самое яркое словесное описание литературного героя не может представить читателю с такой конкретной определенностью его облик, как это делает иллюстрация. Таким образом, иногда рисунок может стать барьером между читателем и авторским замыслом. У каждого читателя есть личное отношение к прочитанному. Есть заветные книги, которые входят в жизнь каждого из нас как факты нашей собственной биографии. Эти "первые встречи" с шедеврами мировой литературы остаются в памяти читателя связанными с бурей чувств и переживаний, ими пробужденных. Как суметь иллюстратору не оскорбить это заветное, не разрушить "кристаллизацию" ? Стендаль употребляет этот термин, анализируя процесс зарождения и развития чувства любви, но этот же термин применим и к чтению, и к созерцанию прекрасного. Каждый читатель создает своего Гамлета, свою Татьяну Ларину, свою Наташу Ростову. Совпадут ли образы, созданные иллюстратором, с читательскими ассоциациями ? Случается, что зрительный образ как назойливая конкретность только мешает "кристаллизации" читательской мысли. Эти опасные свойства иллюстрации обязывают художника - иллюстратора очень осторожно подходить к литературному произведению. Только при наличии особого "избирательного сродства" между писателем и иллюстратором, как чудо, случается слияние зрительного и литературного образа в нерасторжимое единство, и тогда иллюстрация остается в сознании читателя как постоянный спутник книги. Так, для многих читательских поколений "Дон Кихот" и "Гаргантюа и Пантагрюэль", "Мюнхаузен" и "Старый моряк" неотделимы от Гюстава Доре, "Медный всадник" непременно приведет на память рисунки Александра Бенуа, а "Демон" - иллюстрации Врубеля.
