На камне у двери сидела Уми — высокая, стройная, седая, с лицом, исчерченным мелкими морщинами и коричневым от загара. Камни, нагромождённые друг на друга, сакля, полуразрушенная временем, серая вершина Ай-Петри в жарком синем небе и море, холодно блестевшее на солнце, там внизу, — всё это создавало вокруг старухи обстановку суровую и проникнутую важным спокойствием. Под ногами Уми, по горе, рассыпалась деревня, и сквозь зелень садов её разноцветные крыши напоминали о рассыпанном ящике красок. Снизу доносился звон лошадиных сбруй, шорох моря о берег и иногда — голоса людей, столпившихся на базаре около кофеен. Здесь наверху было тихо, только ручей журчал, да песня Уми аккомпанировала ему, бесконечная, задумчивая песня, начатая шесть лет тому назад. Уми пела и улыбалась навстречу мне. Её лицо от улыбки ещё более сморщилось. Глаза у неё были молодые, ясные, в них горел сосредоточенный огонь ожидания, и, окинув меня ласковым взглядом, они снова остановились на пустынной равнине моря. Я подошёл и сел рядом с ней, слушая её песню. Песня была такая странная — в ней звучала уверенность и сменялась тоской, в ней слышались ноты нетерпения и усталости, она обрывалась, замирала и снова возрождалась, полная радостной надежды…
Однажды раздался звонок. Нина открыла дверь. На пороге стояла бойкая кудрявая девушка. Она сказала, что принесла Андрею книги. Уходя, она весело сказала Нине, блестя глазами: – До свидания товарищ. – Прощай подружка, – сдерживая улыбку, ответила Нина. Проводив девушку, она подошла к окну и посмотрела ей вслед. Девушка шла по улице, часто семеня маленькими ножками, свежая, как весенний цветок, и лёгкая, как бабочка. – Товарищ, – улыбаясь, повторила Нина, когда гостья исчезла из виду. – Эх, ты милая. Дай тебе бог друга честного на всю твою жизнь
блестевшее на солнце, там внизу, — всё это создавало вокруг старухи обстановку суровую и проникнутую важным спокойствием. Под ногами Уми, по горе, рассыпалась деревня, и сквозь зелень садов её разноцветные крыши напоминали о рассыпанном ящике красок.
Снизу доносился звон лошадиных сбруй, шорох моря о берег и иногда — голоса людей, столпившихся на базаре около кофеен. Здесь наверху было тихо, только ручей журчал, да песня Уми аккомпанировала ему, бесконечная, задумчивая песня, начатая шесть лет тому назад.
Уми пела и улыбалась навстречу мне. Её лицо от улыбки ещё более сморщилось.
Глаза у неё были молодые, ясные, в них горел сосредоточенный огонь ожидания, и, окинув меня ласковым взглядом, они снова остановились на пустынной равнине моря.
Я подошёл и сел рядом с ней, слушая её песню. Песня была такая странная — в ней звучала уверенность и сменялась тоской, в ней слышались ноты нетерпения и усталости, она обрывалась, замирала и снова возрождалась, полная радостной надежды…
кудрявая девушка. Она сказала, что принесла Андрею книги. Уходя, она весело
сказала Нине, блестя глазами:
– До свидания товарищ.
– Прощай подружка, – сдерживая улыбку, ответила Нина.
Проводив девушку, она подошла к окну и посмотрела ей вслед. Девушка шла
по улице, часто семеня маленькими ножками, свежая, как весенний цветок, и
лёгкая, как бабочка.
– Товарищ, – улыбаясь, повторила Нина, когда гостья исчезла из виду. – Эх,
ты милая. Дай тебе бог друга честного на всю твою жизнь