Мы обычно не задумываемся о жизни наших учителей. Все знают об их работе, но не многие – о досуге. Учителя – это обычные люди. У них есть свои семьи, дети и собственные проблемы . Я приведу в пример мою учительницу Наталью Михайловну. На уроках она строго проверяет наши знания: спрашивает правила, письменные работы, проводит контрольные и, конечно, задаёт домашнее задание, но не забывает давать особые знания: всё объяснять, приводить примеры, иногда прибегая к «лирическим отступлениям».Даже заводит себе любимчиков, и называет их «по имени и отчеству» . Имеет очень игривый и, в то же время, строгий характер. Она может простить ученику небольшую ошибку. А на переменах очень мило беседует с другими учителями: например, с Валентиной Михайловной.
О ней я вам тоже расскажу. Валентина Михайловна – это наш классный руководитель. Я люблю свою, действительно, «классную» руководительницу . Она очень дисциплинированная, стройная и строгая, ведь это нужно, чтобы держать весь класс в ежовых рукавицах и сохранять порядок .
Мы обычно не задумываемся о жизни наших учителей. Все знают об их работе, но не многие – о досуге. Учителя – это обычные люди. У них есть свои семьи, дети и собственные проблемы . Я приведу в пример мою учительницу Наталью Михайловну. На уроках она строго проверяет наши знания: спрашивает правила, письменные работы, проводит контрольные и, конечно, задаёт домашнее задание, но не забывает давать особые знания: всё объяснять, приводить примеры, иногда прибегая к «лирическим отступлениям».Даже заводит себе любимчиков, и называет их «по имени и отчеству» . Имеет очень игривый и, в то же время, строгий характер. Она может простить ученику небольшую ошибку. А на переменах очень мило беседует с другими учителями: например, с Валентиной Михайловной.
О ней я вам тоже расскажу. Валентина Михайловна – это наш классный руководитель. Я люблю свою, действительно, «классную» руководительницу . Она очень дисциплинированная, стройная и строгая, ведь это нужно, чтобы держать весь класс в ежовых рукавицах и сохранять порядок .
Кажутся панцерной чешуёй, картошка увела, рассматривал сестрицин портрет, как-то нелепо взмахнув руками, лежала перпендикулярно, аккуратная асфальтировнная дорожка, тоскливо шелестели, осторожно потдянулся, роса блестела, посвеченный заревом из-за хребта, на бардовой атласной дрепировке, пейзаж менялся от освещения, янтаря и потекла, ещё не коснулся лучика солнца, из зарослей выскочила, сердце замирало, за қосым деревянным забором, чуствовалось удовольствие, дрожал и переливался над равниной, наклонился над письменным столом, странное огненное облако наклоненная вперёд фигурка напояглась, расположившись в кожаных креслах в камышевое кресло на балконе, полузакрытые пушистыми ресницами, в гостиной горел торшер, на невысокой конструкции из ажарных решёток, непромокаемый плащс капюшоном.
Текст очень классный