Шёл я по улице,а мне отовсюду улыбались приветливые лица проходящих мимо людей.На щеке была у меня царапина.Это всё мой кот.Я помыть его хотел,а он брыкаться начал и поцарапал.Вдруг увидел я красивый цветок.Это был нарцисс.Я наклонился и сорвал его.Он был великолепен.Смотря на него внимательно,я не заметил,как поднялся на сцену.Вдруг,мне кто-то сказал:"Ты чего наш риквизит портишь?"Я удивился и посмотрел на место откуда я сорвал этот цветок.Оказалось,это была искусственная клумба,за которую мне пришлось заплатить.Вот такая вот цена мне за то,что я рву цветы.
а) Роняет листья тополиный сквер. Одни деревья стоят совершенно голые, другие ещё держат на плечах красоту. А там, вдали за городом, где облачное небо смыкается с землёю, еле различимы сады, перелески, и можно лишь силой воображения видеть, как срывается и падает листва, укрывая багряно- золотым ковром поляны, тронутые первыми морозами мглистых зорь.
И манит ветер в поля, в зеленя, на простор осени, пронизанной для меня строгими строчками Ивана Бунина, пленительно причудливыми признаниями Фёдора Тютчева, вихревыми и страстными кликами Александра Блока, болью, тоской и нежностью Сергея Есенина, тревожными печалями Николая Рубцова: «Россия, Русь! Храни себя, храни!»
б) «В трактире Евдокимова уже собрались было гасить лампы, когда начался скандал. Скандал начался так. Сперва в зале все выглядело благообразно, и даже трактирный половой Потап сказал хозяину, что, мол, ныне бог миловал – ни единой битой бутылки, как вдруг в глубине, в полутьме, в самой сердцевине загудело, будто пчелиный рой.
Батюшки светы, - лениво изумился хозяин, - вот, Потапка, сглаз твой, черт! Ну надо ж было каркать черт!»
в) «В истории же Милы далее все покатилось по нарастающей, муж Милы в новой двухкомнатной квартире теперь уже не защищал Милу от матери, мать жила отдельно, а телефона не было ни там, ни здесь – муж Милы стал сам себе и Яго и Отелло и с насмешкой из-за угла наблюдал за тем, как к Миле пристают на улице мужики его типа, строители, старатели, поэты, незнающие, как тяжела эта ноша, как неподъемна жизнь, если биться в одиночку, поскольку красота в жизни не так примерно можно было бы перевести те матерные, отчаянные монологи, которые бывший агроном, а ныне научный сотрудник, муж Милы, выкрикивал и на ночных улицах, и у себя в квартире, и напившись, так что Мила скрывалась с малолетней дочерью где-то, нашла себе приют, и несчастный муж бил мебель и швырял железные кастрюли»
а) Роняет листья тополиный сквер. Одни деревья стоят совершенно голые, другие ещё держат на плечах красоту. А там, вдали за городом, где облачное небо смыкается с землёю, еле различимы сады, перелески, и можно лишь силой воображения видеть, как срывается и падает листва, укрывая багряно- золотым ковром поляны, тронутые первыми морозами мглистых зорь.
И манит ветер в поля, в зеленя, на простор осени, пронизанной для меня строгими строчками Ивана Бунина, пленительно причудливыми признаниями Фёдора Тютчева, вихревыми и страстными кликами Александра Блока, болью, тоской и нежностью Сергея Есенина, тревожными печалями Николая Рубцова: «Россия, Русь! Храни себя, храни!»
б) «В трактире Евдокимова уже собрались было гасить лампы, когда начался скандал. Скандал начался так. Сперва в зале все выглядело благообразно, и даже трактирный половой Потап сказал хозяину, что, мол, ныне бог миловал – ни единой битой бутылки, как вдруг в глубине, в полутьме, в самой сердцевине загудело, будто пчелиный рой.
Батюшки светы, - лениво изумился хозяин, - вот, Потапка, сглаз твой, черт! Ну надо ж было каркать черт!»
в) «В истории же Милы далее все покатилось по нарастающей, муж Милы в новой двухкомнатной квартире теперь уже не защищал Милу от матери, мать жила отдельно, а телефона не было ни там, ни здесь – муж Милы стал сам себе и Яго и Отелло и с насмешкой из-за угла наблюдал за тем, как к Миле пристают на улице мужики его типа, строители, старатели, поэты, незнающие, как тяжела эта ноша, как неподъемна жизнь, если биться в одиночку, поскольку красота в жизни не так примерно можно было бы перевести те матерные, отчаянные монологи, которые бывший агроном, а ныне научный сотрудник, муж Милы, выкрикивал и на ночных улицах, и у себя в квартире, и напившись, так что Мила скрывалась с малолетней дочерью где-то, нашла себе приют, и несчастный муж бил мебель и швырял железные кастрюли»
Объяснение:
YTPYF.