Кабинет Пушкина в его доме в Михайловском. На стене — портреты Байрона (гравюра Люптона по рисунку Филлипса, 1826) и Жуковского (гравюра Е. И. Эстеррейха, 1820) Есть сочинение, которое достойно внимания, но НЕ КОПИРУЙТЕ ЕГО, пишите своими словами, что чувствуете . Блик на камине Кабинет А. С. Пушкина в Михайловском
Вот я опять здесь. Уткнулся в холодящую белую плитку камина и смотрю прозрачными глазами. Не в первый раз забираюсь в его кабинет (что для луча стены или входной билет? ) и всегда удивляюсь тишине, овеянной дыханием пустоты. Его больше нет. Впрочем, его вдохновение до сих пор тут. Оно разговорчивое, и улыбчивое, и все время сыплет рифмами, которые яркими зайчиками играют на сумрачном челе лорда Байрона, замершего на портрете. Им страшно хочется и подуть в рог, и пострелять из пистолетов, и, выкупавшись в чернильнице, размалевать книжную полку, но они прыгают через стол прямо в кресло, а оттуда в веселой суматохе на ковер и в хороводе носятся между ножками стола, играя тенями до заката. Пустота здесь не страшная, просто пустота, потому что он ушел, и уют, потому что на столе лежат груды строк, написанные его рукой, и чувствуется тонкий аромат гениальности. А прямо передо мной стоит кровать, высокая, с пологом и тяжелым покрывалом до пола. Я люблю отдыхать на ней, вспугивая мелкие пылинки. Еще щекочу подставку под ноги, которая, будто зеленая собачка, прилегла у кожаного кресла. Я знаю, что с каминной полки на меня скептически смотрит Наполеон, точнее статуэтка на постаменте, его изображающая. Она вообразила, будто Пушкин писал о ней. Наивная! Мне ли не знать, о ком он писал. Уж не о металлической болванке, ничуть не отличающейся от кочерги или щипцов по своей сути. Не она водила армии, не ей покровительствовал случай. Но я не гляжу на статуэтку, позволяя ей и дальше, замерев в самоуверенной позе, хмуро взирать на мир из-под треуголки. Ведь с мягкой скамеечки для ног хорошо виден полумрак камина, смешавшийся с золой - ненужным теперь шлейфом огня. Я помню, как там болтали поленья, фейерверком разбрасывая искры тепла по комнате, за окном блестела сугробами зима, и гусиное перо скользило по бумаге, словно маленькая танцовщица. Блики падали на пол и на диван. И мне казалось, что это вода играет в сосуде. Сейчас пойдет экскурсия. Я слышу шаги, и голоса, и терпеливый рассказ служительницы музея. Его я уже запомнил наизусть и теперь подсказываю слова, если она забывает. О кабинете говорят немного, только: "Здесь работал Пушкин. " А как работал? Что здесь происходило? Должны же увидеть склонившуюся над работой голову с угольными кудрями; кажется, дотронься - и вспыхнут. Они и горели, когда я касался их на прощание, прежде чем скрыться в алом сиянии за горизонтом. Потом я возвращался и снова утыкался в камин. Я вернулся сегодня, я вернусь завтра, я буду всегда, потому что я бессмертен. И - знаю - всегда найду его след в этом мире.
Есть сочинение, которое достойно внимания, но НЕ КОПИРУЙТЕ ЕГО, пишите своими словами, что чувствуете .
Блик на камине
Кабинет А. С. Пушкина в Михайловском
Вот я опять здесь. Уткнулся в холодящую белую плитку камина и смотрю прозрачными глазами. Не в первый раз забираюсь в его кабинет (что для луча стены или входной билет? ) и всегда удивляюсь тишине, овеянной дыханием пустоты. Его больше нет.
Впрочем, его вдохновение до сих пор тут. Оно разговорчивое, и улыбчивое, и все время сыплет рифмами, которые яркими зайчиками играют на сумрачном челе лорда Байрона, замершего на портрете. Им страшно хочется и подуть в рог, и пострелять из пистолетов, и, выкупавшись в чернильнице, размалевать книжную полку, но они прыгают через стол прямо в кресло, а оттуда в веселой суматохе на ковер и в хороводе носятся между ножками стола, играя тенями до заката.
Пустота здесь не страшная, просто пустота, потому что он ушел, и уют, потому что на столе лежат груды строк, написанные его рукой, и чувствуется тонкий аромат гениальности.
А прямо передо мной стоит кровать, высокая, с пологом и тяжелым покрывалом до пола. Я люблю отдыхать на ней, вспугивая мелкие пылинки. Еще щекочу подставку под ноги, которая, будто зеленая собачка, прилегла у кожаного кресла. Я знаю, что с каминной полки на меня скептически смотрит Наполеон, точнее статуэтка на постаменте, его изображающая. Она вообразила, будто Пушкин писал о ней. Наивная! Мне ли не знать, о ком он писал. Уж не о металлической болванке, ничуть не отличающейся от кочерги или щипцов по своей сути. Не она водила армии, не ей покровительствовал случай.
Но я не гляжу на статуэтку, позволяя ей и дальше, замерев в самоуверенной позе, хмуро взирать на мир из-под треуголки. Ведь с мягкой скамеечки для ног хорошо виден полумрак камина, смешавшийся с золой - ненужным теперь шлейфом огня. Я помню, как там болтали поленья, фейерверком разбрасывая искры тепла по комнате, за окном блестела сугробами зима, и гусиное перо скользило по бумаге, словно маленькая танцовщица. Блики падали на пол и на диван. И мне казалось, что это вода играет в сосуде.
Сейчас пойдет экскурсия. Я слышу шаги, и голоса, и терпеливый рассказ служительницы музея. Его я уже запомнил наизусть и теперь подсказываю слова, если она забывает. О кабинете говорят немного, только: "Здесь работал Пушкин. " А как работал? Что здесь происходило? Должны же увидеть склонившуюся над работой голову с угольными кудрями; кажется, дотронься - и вспыхнут. Они и горели, когда я касался их на прощание, прежде чем скрыться в алом сиянии за горизонтом.
Потом я возвращался и снова утыкался в камин. Я вернулся сегодня, я вернусь завтра, я буду всегда, потому что я бессмертен. И - знаю - всегда найду его след в этом мире.