Холодно. Ветрено. Конец весны, а приходится на прогулку прятаться в лес. Иду. Кашляю. Скриплю. Надо мной пустынно шумят березы, никак не разрождающиеся листом, сережками лишь обвешанные и щепотками зеленых почек осененные. Настроение мрачное. Думается в основном о конце света. Но вот навстречу по вытоптанной тропинке чешет на трехколесном велосипеде девочка в красной куртке и красной шапочке. За ней мама коляску катит с малышом. – Длястуй, дядя! – сияя чернущими глазами, кричит девочка и шурует дальше. «Здравствуй, маленькая! Здравствуй, дитятко мое!» – хочется крикнуть и мне, да не успеваю. Мать в синем плащике, наглухо застегнутом, – боится застудить грудь, поравнявшись со мной, устало улыбнулась: – Ей пока еще все люди – братья! Оглянулся – мчится девочка в распахнутой красной куртке по весеннему березняку, приветствует всех, всем радуется. Много ль человеку надо? Вот и мне сделалось легче на душе.
Холодно. Ветрено. Конец весны, а приходится на прогулку прятаться в лес.
Иду. Кашляю. Скриплю. Надо мной пустынно шумят березы, никак не разрождающиеся листом, сережками лишь обвешанные и щепотками зеленых почек осененные. Настроение мрачное. Думается в основном о конце света.
Но вот навстречу по вытоптанной тропинке чешет на трехколесном велосипеде девочка в красной куртке и красной шапочке. За ней мама коляску катит с малышом.
– Длястуй, дядя! – сияя чернущими глазами, кричит девочка и шурует дальше.
«Здравствуй, маленькая! Здравствуй, дитятко мое!» – хочется крикнуть и мне, да не успеваю.
Мать в синем плащике, наглухо застегнутом, – боится застудить грудь, поравнявшись со мной, устало улыбнулась:
– Ей пока еще все люди – братья!
Оглянулся – мчится девочка в распахнутой красной куртке по весеннему березняку, приветствует всех, всем радуется.
Много ль человеку надо? Вот и мне сделалось легче на душе.