Укажите верное объяснение написания слова ПРЕДПОЛ…ГАТЬ а) пишется А, т.к. стоит перед Г и есть суффикс А б) пишется О, т.к. слово-исключение в) пишется А, т.к. корень в безударном положении
Мои родители получили квартиру в соседнем районе и меня перевели в другую школу.
Школа как школа, но больше всего мне понравился урок химии.
А все дело было в том, что учительница эта почти не слышала. С двух шагов слышит, а как дальше отойдет, так делает вид, что слышит.
Над несчастьем, знаю, грешно смеяться, да я и не смеюсь, но вы сами понимаете, мы же — ребята!
Вот какая-нибудь учительница не пришла на урок, а мы радуемся. Не тому, что заболела, а тому, что не пришла. И знаем — эта же учительница, когда была маленькой, сама также радовалась.
А учительница, про которую я стал в самом начале говорить, была очень и очень строгой. Вызовет, бывало, кого-нибудь к доске и начинает внимательно так наблюдать за ним. Шевелятся ли у него губы, уверенно ли себя чувствует. Как замолчал — все! Садись — двойка!
Хотя некоторые ребята все же выходили из положения. Кто-то, например, вслух читал учебник, а другой — тот, что был у доски, как попка, повторял за ним.
И получалось так, что вопрос мы трижды проходили. Раз сама учительница его объясняла, другой раз — с задней парты читали и в третий — когда кто-нибудь его у доски повторял. Тут хочешь, не хочешь, а поневоле запомнишь.
Но все эти тонкости я узнал гораздо позже, а пока просто присматривался. На первом уроке присматривался, на втором присматривался, а на третьем, слышу, учительница меня вызывает.
— А ну-ка, — говорит, — Лепешкин, расскажи нам, что ты знаешь о колошниковом газе.
А поскольку мне надо было во что бы то ни стало завоевать авторитет, с гордым видом выхожу к доске и, глядя на учительницу по-детски ясными глазами, говорю:
— Колошниковый газ образуется в доменных печах... Здесь я споткнулся, но мне подсказали:
— При выплавке чугуна.
Мой уверенный тон произвел соответствующее впечатление, и учительница стала потихоньку отходить в сторону.
Тут же меняю тактику.
— Так вот, — говорю, — сидит один кавказец в аэропорту на своем чемодане и мандарин жует. Подходит к нему милиционер. «Послушайте, гражданин! Здесь на чемодане неприлично сидеть!» А тот ему в ответ: «Так это же, дорогой, не чемодан, а кошелек мой!»
Реакция класса была естественной. Брызнул смех. Почуяв недоброе, «химичка» бросилась ко мне.
— Колошниковый газ, — говорю, — это газ, который выходит из доменной печи...
Я что-то еще сказал про газ, и учительница опять успокоилась. Однако причину веселья в классе, чувствую, так и не уловила.
А как только она снова отошла, я взялся за старое.
Если после первой шутки класс только подзавелся, то от второй он прямо-таки грохнул от смеха. Потому что все это я рассказывал с очень и очень серьезным видом. Будто урок отвечал.
И тут вижу «химичка» над журналом склоняется. «Интересно, — думаю, — что она мне поставит? Четверку или пятерку?»
И вытягиваюсь на цыпочках, чтобы лучше разглядеть было.
— Двойка, двойка, — говорит, — Лепешкин! Можешь не тянуться.
Мне стало жарко.
— За что, — говорю, — двойка? Я ведь все рассказал! Я учил!
— Садись, — говорит. — Учил — это еще не значит выучил.
Класс продолжал грохотать. Никто не мог успокоиться. Только не знаю — то ли над моими шуточками, то ли над тем, что мне двойку влепили.
А меня такая обида взяла, что даже слезы на глаза навернулись. Иду на свое место и чуть не реву с горя. Так хорошо начал и так плохо кончил. Теперь. никакого авторитета не будет.
А учительница тем временем другого к доске вызывает.
— Теперь, — говорит, — ты, Санкин, расскажи нам о том, о чем не мог рассказать Лепешкин. А то я смотрю — всем весело, а ты спишь. Так о каком газе нам сейчас не мог рассказать твой товарищ?.. Я жду!..
А сама на класс смотрит. Не дай бог, кто рот раскроет. Сразу поймет, что была подсказка.
— Ну, так что же, — говорит, — ты молчишь? Какой газ мы разбирали? Как называется?
Кто-то еле слышно подсказал, но Санкин не расслышал.
А у меня такая горечь была на душе, что, кажется, на все готов. Поэтому, сделав вид, что зеваю, я с остервенением рванул голосовые связки и довольно грубовато выкрикнул:
— Кикимара-шниковый газ! Вот как называется!
Я совсем не думал смешить класс. Просто мне надо было немного разрядиться. К тому же знал, что «химичка» все равно не расслышит.
А Санкин взял да повторил. Причем деловито так.
— Анна Павловна! Сейчас на уроке химии мы разбираем кикимарашниковый газ...
— Какой, какой??
В кабинете химии поднялся такой гогот, что, казалось, сюда ворвалось стадо диких жеребцов.
Да и химичка наша что-то вдруг поперхнулась и стала ни с того, ни с сего за сообщающимися сосудами прятаться.
В общем, ему она тоже поставила двойку. А меня — еще морально убила.
— Ты же, — говорит, — Лепешкин, со своими остротами, я чувствую, далеко пойдешь. Но школа есть школа, поэтому завтра же по зайти ко мне твоих родителей.
Вот так и закончился мой первый ответ на уроке химии. И только позже я узнал, что наша «химичка» прекрасно понимала все... по губам.
«В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…»
(А.П.Чехов)
В чем заключается красота человека? Она в соединении его внешнего вида с духовным богатством. Приятно, когда у человека красивые черты лица, когда он опрятно и со вкусом одет, когда он хорошо воспитан, когда от беседы с ним ты сам становишься богаче.
Часто бывает, что человек не отличается яркой внешностью, но от общения с этим человеком исходит обаяние, и мы говорим: «Красивый человек!».
Красота человека в его всестороннем развитии. Наш современник должен быть всесторонне развитой личностью: он должен знать не только русских писателей, но и современных, любить поэзию, искусство. Школа дает нам начальные знания, которые необходимо развивать, углублять. Пусть человек выбрал себе определенный вид деятельности. Он работает, а работая, воплощает свои стремления, как мы говорим, вкладывает в дело свою душу.
Приятно, когда человек находчив, умеет вести себя в любой обстановке, умеет уважать других. Необходимо, чтобы каждый занимался самовоспитанием и творчеством: воспитывал у себя те качества и черты характера, которые пригодятся ему в будущем. И, конечно же, красота человека в истинном творчестве, в нахождении собственного, индивидуального предназначения в жизни.
Школа как школа, но больше всего мне понравился урок химии.
А все дело было в том, что учительница эта почти не слышала. С двух шагов слышит, а как дальше отойдет, так делает вид, что слышит.
Над несчастьем, знаю, грешно смеяться, да я и не смеюсь, но вы сами понимаете, мы же — ребята!
Вот какая-нибудь учительница не пришла на урок, а мы радуемся. Не тому, что заболела, а тому, что не пришла. И знаем — эта же учительница, когда была маленькой, сама также радовалась.
А учительница, про которую я стал в самом начале говорить, была очень и очень строгой. Вызовет, бывало, кого-нибудь к доске и начинает внимательно так наблюдать за ним. Шевелятся ли у него губы, уверенно ли себя чувствует. Как замолчал — все! Садись — двойка!
Хотя некоторые ребята все же выходили из положения. Кто-то, например, вслух читал учебник, а другой — тот, что был у доски, как попка, повторял за ним.
И получалось так, что вопрос мы трижды проходили. Раз сама учительница его объясняла, другой раз — с задней парты читали и в третий — когда кто-нибудь его у доски повторял. Тут хочешь, не хочешь, а поневоле запомнишь.
Но все эти тонкости я узнал гораздо позже, а пока просто присматривался. На первом уроке присматривался, на втором присматривался, а на третьем, слышу, учительница меня вызывает.
— А ну-ка, — говорит, — Лепешкин, расскажи нам, что ты знаешь о колошниковом газе.
А поскольку мне надо было во что бы то ни стало завоевать авторитет, с гордым видом выхожу к доске и, глядя на учительницу по-детски ясными глазами, говорю:
— Колошниковый газ образуется в доменных печах... Здесь я споткнулся, но мне подсказали:
— При выплавке чугуна.
Мой уверенный тон произвел соответствующее впечатление, и учительница стала потихоньку отходить в сторону.
Тут же меняю тактику.
— Так вот, — говорю, — сидит один кавказец в аэропорту на своем чемодане и мандарин жует. Подходит к нему милиционер. «Послушайте, гражданин! Здесь на чемодане неприлично сидеть!» А тот ему в ответ: «Так это же, дорогой, не чемодан, а кошелек мой!»
Реакция класса была естественной. Брызнул смех. Почуяв недоброе, «химичка» бросилась ко мне.
— Колошниковый газ, — говорю, — это газ, который выходит из доменной печи...
Я что-то еще сказал про газ, и учительница опять успокоилась. Однако причину веселья в классе, чувствую, так и не уловила.
А как только она снова отошла, я взялся за старое.
Если после первой шутки класс только подзавелся, то от второй он прямо-таки грохнул от смеха. Потому что все это я рассказывал с очень и очень серьезным видом. Будто урок отвечал.
И тут вижу «химичка» над журналом склоняется. «Интересно, — думаю, — что она мне поставит? Четверку или пятерку?»
И вытягиваюсь на цыпочках, чтобы лучше разглядеть было.
— Двойка, двойка, — говорит, — Лепешкин! Можешь не тянуться.
Мне стало жарко.
— За что, — говорю, — двойка? Я ведь все рассказал! Я учил!
— Садись, — говорит. — Учил — это еще не значит выучил.
Класс продолжал грохотать. Никто не мог успокоиться. Только не знаю — то ли над моими шуточками, то ли над тем, что мне двойку влепили.
А меня такая обида взяла, что даже слезы на глаза навернулись. Иду на свое место и чуть не реву с горя. Так хорошо начал и так плохо кончил. Теперь. никакого авторитета не будет.
А учительница тем временем другого к доске вызывает.
— Теперь, — говорит, — ты, Санкин, расскажи нам о том, о чем не мог рассказать Лепешкин. А то я смотрю — всем весело, а ты спишь. Так о каком газе нам сейчас не мог рассказать твой товарищ?.. Я жду!..
А сама на класс смотрит. Не дай бог, кто рот раскроет. Сразу поймет, что была подсказка.
— Ну, так что же, — говорит, — ты молчишь? Какой газ мы разбирали? Как называется?
Кто-то еле слышно подсказал, но Санкин не расслышал.
А у меня такая горечь была на душе, что, кажется, на все готов. Поэтому, сделав вид, что зеваю, я с остервенением рванул голосовые связки и довольно грубовато выкрикнул:
— Кикимара-шниковый газ! Вот как называется!
Я совсем не думал смешить класс. Просто мне надо было немного разрядиться. К тому же знал, что «химичка» все равно не расслышит.
А Санкин взял да повторил. Причем деловито так.
— Анна Павловна! Сейчас на уроке химии мы разбираем кикимарашниковый газ...
— Какой, какой??
В кабинете химии поднялся такой гогот, что, казалось, сюда ворвалось стадо диких жеребцов.
Да и химичка наша что-то вдруг поперхнулась и стала ни с того, ни с сего за сообщающимися сосудами прятаться.
В общем, ему она тоже поставила двойку. А меня — еще морально убила.
— Ты же, — говорит, — Лепешкин, со своими остротами, я чувствую, далеко пойдешь. Но школа есть школа, поэтому завтра же по зайти ко мне твоих родителей.
Вот так и закончился мой первый ответ на уроке химии. И только позже я узнал, что наша «химичка» прекрасно понимала все... по губам.
«В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли…»
(А.П.Чехов)
В чем заключается красота человека? Она в соединении его внешнего вида с духовным богатством. Приятно, когда у человека красивые черты лица, когда он опрятно и со вкусом одет, когда он хорошо воспитан, когда от беседы с ним ты сам становишься богаче.
Часто бывает, что человек не отличается яркой внешностью, но от общения с этим человеком исходит обаяние, и мы говорим: «Красивый человек!».
Красота человека в его всестороннем развитии. Наш современник должен быть всесторонне развитой личностью: он должен знать не только русских писателей, но и современных, любить поэзию, искусство. Школа дает нам начальные знания, которые необходимо развивать, углублять. Пусть человек выбрал себе определенный вид деятельности. Он работает, а работая, воплощает свои стремления, как мы говорим, вкладывает в дело свою душу.
Приятно, когда человек находчив, умеет вести себя в любой обстановке, умеет уважать других. Необходимо, чтобы каждый занимался самовоспитанием и творчеством: воспитывал у себя те качества и черты характера, которые пригодятся ему в будущем. И, конечно же, красота человека в истинном творчестве, в нахождении собственного, индивидуального предназначения в жизни.