Поэт рассматривает тему народногострадания и скорби, переполняющей жизнь мужика. обладая огромным природным потенциалом, народ обездолен, ущемлен и болен от собственного бессилия. отсюда - и тема стона. Неоднокртная анафора (повторение в начале смыслового фрагмента) СТОНЕТ углубляет восприятие народно жизни как непосильного груза, наказания, вселенской скорби. Антитезой звучит величие Волги как кормилицы, реки-матери и бессилия, апатия народа, сохранившего силы только стонать. Некрасов рисует картин народной жизни, напоминающей круги ада: даже солнечный свет пробивается для мужика в "бедном домишке", и сам человек ему "не рад". При этом народная скорбь у автора ассоциируется со наводнением: ею все переполнилось, она носит всеобщий характер. Вопросы, задаваемые автором носят риторический характер, причем риторика эта - обвинительная. Обвиняется и система, не дающая петь, а не стонать, и сам народ, безропотно тянущийсвою лямку. Недаром появляется во фрагменте тема бурлачества. Народ в этом отрывке предстает страдальцем, обезждоленным и бесправным, бесспорно, вызывающим сочувствие, но и бездеятельным, безответным, не дать отпор "важным особам". Последняя фраза звучит и как обвинение народной апатии, и как призыв сбросить гнет и жить по-человечески.
Поэт рассматривает тему народногострадания и скорби, переполняющей жизнь мужика. обладая огромным природным потенциалом, народ обездолен, ущемлен и болен от собственного бессилия. отсюда - и тема стона. Неоднокртная анафора (повторение в начале смыслового фрагмента) СТОНЕТ углубляет восприятие народно жизни как непосильного груза, наказания, вселенской скорби. Антитезой звучит величие Волги как кормилицы, реки-матери и бессилия, апатия народа, сохранившего силы только стонать. Некрасов рисует картин народной жизни, напоминающей круги ада: даже солнечный свет пробивается для мужика в "бедном домишке", и сам человек ему "не рад". При этом народная скорбь у автора ассоциируется со наводнением: ею все переполнилось, она носит всеобщий характер. Вопросы, задаваемые автором носят риторический характер, причем риторика эта - обвинительная. Обвиняется и система, не дающая петь, а не стонать, и сам народ, безропотно тянущийсвою лямку. Недаром появляется во фрагменте тема бурлачества. Народ в этом отрывке предстает страдальцем, обезждоленным и бесправным, бесспорно, вызывающим сочувствие, но и бездеятельным, безответным, не дать отпор "важным особам". Последняя фраза звучит и как обвинение народной апатии, и как призыв сбросить гнет и жить по-человечески.
Антитезой звучит величие Волги как кормилицы, реки-матери и бессилия, апатия народа, сохранившего силы только стонать. Некрасов рисует картин народной жизни, напоминающей круги ада: даже солнечный свет пробивается для мужика в "бедном домишке", и сам человек ему "не рад". При этом народная скорбь у автора ассоциируется со наводнением: ею все переполнилось, она носит всеобщий характер.
Вопросы, задаваемые автором носят риторический характер, причем риторика эта - обвинительная. Обвиняется и система, не дающая петь, а не стонать, и сам народ, безропотно тянущийсвою лямку. Недаром появляется во фрагменте тема бурлачества.
Народ в этом отрывке предстает страдальцем, обезждоленным и бесправным, бесспорно, вызывающим сочувствие, но и бездеятельным, безответным, не дать отпор "важным особам". Последняя фраза звучит и как обвинение народной апатии, и как призыв сбросить гнет и жить по-человечески.
Антитезой звучит величие Волги как кормилицы, реки-матери и бессилия, апатия народа, сохранившего силы только стонать. Некрасов рисует картин народной жизни, напоминающей круги ада: даже солнечный свет пробивается для мужика в "бедном домишке", и сам человек ему "не рад". При этом народная скорбь у автора ассоциируется со наводнением: ею все переполнилось, она носит всеобщий характер.
Вопросы, задаваемые автором носят риторический характер, причем риторика эта - обвинительная. Обвиняется и система, не дающая петь, а не стонать, и сам народ, безропотно тянущийсвою лямку. Недаром появляется во фрагменте тема бурлачества.
Народ в этом отрывке предстает страдальцем, обезждоленным и бесправным, бесспорно, вызывающим сочувствие, но и бездеятельным, безответным, не дать отпор "важным особам". Последняя фраза звучит и как обвинение народной апатии, и как призыв сбросить гнет и жить по-человечески.