Речь - то форма, которая, словно кувшин воду, удерживает менталитет народа. И если разбить кувшин, то вода не исчезнет, а растечется, испарится, уйдет в землю. И люди без языка не исчезнут. Они станут иначе смотреть на те же вещи. Они станут другие.
Но когда я слышу призывы защитить наш язык от конкурентов, я вспоминаю старый анекдот о мужчине, который ехал отдыхать в Сочи, но сел в магаданского поезда. Конечно, он может сколько угодно размахивать темными очками от солнца и рассказывать другим пассажирам о красоток в бикини и полезные фрукты. Но поезд наконец приедет на станцию назначения. И тогда бедняге останется только стоять по колено в снегу и любоваться северным сиянием.
Тот анекдот существовал и сорок лет назад, когда власть установила информационную и товарную блокаду территории Советского Союза. Чтобы защитить наших дедушек и бабушек от западных идей и магазинов. Из опыта шестидесятников можно судить, что блокада неплохо защищает отечественную промышленность, но дискредитирует официальную культуру. К тому же романтика диссидентства добавляет привлекательности всему, что не одобряет власть. Да и каким образом тот защиту обеспечить в нынешних условиях? Поперерубати все телефонные провода, вдоль всей северной границы натянуть колючую проволоку в шесть строк и на каждом метре поставить пограничника с овчаркой? Это не разве что за русские песни налагать штраф, а за найденную во время обыска российскую книгу расстреливать на месте.
Впрочем, все эти меры нисколько не улучшат того положения, в котором находится наша родная речь. Потому что для ее защиты нужно развивать культуру, нужны произведения талантливых художников, нужны новые книги и фильмы, спектакли и песни, потому что без них наша речь будет существовать только в официальных документах и підручниках. й люди, вдохновенно защищали ее от конкуренции, растерянные, снимать посреди заснеженной пустыни пляжные очки от солнца.
нашла что-то вдруг пойдёт
Объяснение:
Речь - то форма, которая, словно кувшин воду, удерживает менталитет народа. И если разбить кувшин, то вода не исчезнет, а растечется, испарится, уйдет в землю. И люди без языка не исчезнут. Они станут иначе смотреть на те же вещи. Они станут другие.
Но когда я слышу призывы защитить наш язык от конкурентов, я вспоминаю старый анекдот о мужчине, который ехал отдыхать в Сочи, но сел в магаданского поезда. Конечно, он может сколько угодно размахивать темными очками от солнца и рассказывать другим пассажирам о красоток в бикини и полезные фрукты. Но поезд наконец приедет на станцию назначения. И тогда бедняге останется только стоять по колено в снегу и любоваться северным сиянием.
Тот анекдот существовал и сорок лет назад, когда власть установила информационную и товарную блокаду территории Советского Союза. Чтобы защитить наших дедушек и бабушек от западных идей и магазинов. Из опыта шестидесятников можно судить, что блокада неплохо защищает отечественную промышленность, но дискредитирует официальную культуру. К тому же романтика диссидентства добавляет привлекательности всему, что не одобряет власть. Да и каким образом тот защиту обеспечить в нынешних условиях? Поперерубати все телефонные провода, вдоль всей северной границы натянуть колючую проволоку в шесть строк и на каждом метре поставить пограничника с овчаркой? Это не разве что за русские песни налагать штраф, а за найденную во время обыска российскую книгу расстреливать на месте.
Впрочем, все эти меры нисколько не улучшат того положения, в котором находится наша родная речь. Потому что для ее защиты нужно развивать культуру, нужны произведения талантливых художников, нужны новые книги и фильмы, спектакли и песни, потому что без них наша речь будет существовать только в официальных документах и підручниках. й люди, вдохновенно защищали ее от конкуренции, растерянные, снимать посреди заснеженной пустыни пляжные очки от солнца.
Выезжал, стоял,поспеть хотел, подъехал, прохаживат, проезжает, пролетыват, проискиват,топтать, колоть.
Объяснение:
Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
Ай к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град.
Да и подъехал он ко славному ко городу к Чернигову,
У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
Ай черным-черно, как черна ворона.
Так нехотою никто тут не прохаживат,
На добром коне никто тут не проезживат,
Птица черный ворон не пролетыват,
Серый зверь да не прорыскиват.
А подъехал как ко силушке великоей,
Он как стал-то эту силушку великую,
Стал конем топтать да стал копьем колоть.