Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel , /не очень понимая значение этого слова./
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, /винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье/ , обольстившего их неопытность.
Я решился сделать из нее змей и, /пользуясь сном Бопре/, принялся за работу.
/Увидя мои упражнения в географии/, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно и стал осыпать укоризнами.
Я жил недорослем, /гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками./
Итак, батюшка читал Придворный календарь,/ изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса/: «Генерал-поручик!.. Он у меня в роте был сержантом!.. Обоих российских орденов кавалер!.. А давно ли мы...»
Чему научится он, /служа в Петербурге/?
Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с
паспортом, снял очки и, /подозвав меня/, сказал: «Вот тебе письмо к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством».
Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, /обливаясь слезами./
Бопре в отечестве своем был парикмахером, потом в Пруссии солдатом, потом приехал в Россию pour être outchitel , /не очень понимая значение этого слова./
Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, /винясь в преступной слабости и с плачем жалуясь на мусье/ , обольстившего их неопытность.
Я решился сделать из нее змей и, /пользуясь сном Бопре/, принялся за работу.
/Увидя мои упражнения в географии/, батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно и стал осыпать укоризнами.
Я жил недорослем, /гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками./
Итак, батюшка читал Придворный календарь,/ изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса/: «Генерал-поручик!.. Он у меня в роте был сержантом!.. Обоих российских орденов кавалер!.. А давно ли мы...»
Чему научится он, /служа в Петербурге/?
Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с
паспортом, снял очки и, /подозвав меня/, сказал: «Вот тебе письмо к Андрею Карловичу Р., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством».
Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, /обливаясь слезами./