ЗАГАДКА
Усталый, с накипавшим в душе глухим раздражением, я присел на скамейку. Вдруг где-то недалеко за мною раздались звуки настраиваемой скрипки. Я с удивлением оглянулся: за кустами акаций белел зад небольшого флигеля, и звуки неслись из его раскрытых настежь, неосвещенных окон. Значит, молодой Ярцев дома… Музыкант стал играть. Я поднялся, чтобы уйти; грубым оскорблением окружающему казались мне эти искусственные человеческие звуки.
Я медленно подвигался вперед, осторожно ступая по траве, чтоб не хрустнул сучок, а Ярцев играл…
Странная это была музыка, и сразу чувствовалась импровизация. Но что это была за импровизация пять минут, десять, а я стоял не шевелясь и жадно слушал.
Звуки лились робко, неуверенно. Они словно искали чего-то, словно силились выразить что-то, что выразить были не в силах. Не самою мелодией приковывали они к себе внимание – ее, в строгом смысле, даже и не было, – а именно этим исканием, томлением по чем-то другом, что невольно ждалось впереди. – Сейчас уж будет настоящее – думалось мне. А звуки лились все так же неуверенно и сдержанно. Изредка мелькнет в них что-то – не мелодия, лишь обрывок, намек на мелодию, – но до того чудную, что сердце замирало. Вот-вот, казалось, схвачена будет тема, – и робкие ищущие звуки разольются божественно спокойною торжественною неземною песнью. Но проходила минута, и струны начинали звенеть сдерживаемыми рыданиями: намек остался непонятным, великая мысль, мелькнувшая на мгновенье, исчезла безвозвратно.
Что это? Неужели нашелся кто-то, кто переживал теперь то же самое, что я? Сомнения быть не могло: перед ним эта ночь стояла такою же мучительною и неразрешимою загадкой, как передо мною.
Вдруг раздался резкий, нетерпеливый аккорд, за ним другой, третий, – и бешеные звуки, перебивая друг друга, бурно полились из-под смычка. Как будто кто-то скованный яростно рванулся, стараясь разорвать цепи.
Это было что-то совсем новое и неожиданное. Однако чувствовалось, что именно нечто подобное и было нужно, что при прежнем нельзя было оставаться, потому что оно слишком измучило своею бесплодностью и безнадежностью… Теперь не слышно было тихих слез, не слышно было отчаяния; силою и дерзким вызовом звучала каждая нота. И что-то продолжало отчаянно бороться, и невозможное начинало казаться возможным; казалось, еще одно усилие – и крепкие цепи разлетятся вдребезги и начнётся какая-то великая, неравная борьба. Такою повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы не было страшно. «Пускай нет надежды, мы и самую надежду отвоюем!» – казалось, говорили эти могучие звуки.
Я задерживал дыхание и в восторге слушал. Ночь молчала и тоже прислушивалась, – чутко, удивленно прислушивалась к этому вихрю чуждых ей, страстных, негодующих звуков. Побледневшие звезды мигали реже и неувереннее; густой туман над прудом стоял неподвижно; березы замерли, поникнув плакучими ветвями, и все кругом замерло и притихло. Над всем властно царили несшиеся из флигеля звуки маленького, слабого инструмента, и эти звуки, казалось, гремели над землею, как раскаты грома.
С новым и странным чувством я огляделся вокруг. Та же ночь стояла передо мною в своей прежней загадочной красоте. Но я смотрел на нее другими глазами: все окружавшее было для меня теперь лишь прекрасным беззвучным аккомпанементом к тем боровшимся, страдавшим звукам.
Теперь все было осмысленно, все было полно глубокой, дух захватывающей, но родной, понятной сердцу красоты. И эта человеческая красота затмила, заслонила собою, не уничтожая ту красоту, по-прежнему далекую, по-прежнему непонятную и недоступную.
В. Вересаев
в дни моего детства футбол был популярен. мы, мальчишки, просто болели футболом. да и не только мальчишки. каждую свободную минуту мы старались посвятить любимой игре. в те годы мало было специально оборудованных спортивных площадок. футбольные матчи устраивались на любом подходящем для игры месте.
один такой матч я помню до сих пор. это была игра, принесшая мне славу лучшего вратаря. как правило, играли мы больше осенью, потому что летом разъезжались кто куда. в эту осень мы играли как никогда много. за школой у нас был большой пустырь. его мы приспособили под футбольное поле. и каждый день после уроков собирались там, чтобы устроить соревнования по футболу. как-то само собой получилось, что о нашей команде узнали все из соседних дворов. и к нам на пустырь стали приходить одна команда за другой.
постепенно определились две сильнейшие дворовые команды. одной из них была наша. матч, о котором я хочу рассказать, был решающим. он должен был определить, какая команда станет сильнейшей. после уроков мы собрались на пустыре. день был теплый, но пасмурный. с деревьев почти совсем облетели листья. собственными ранцами мы обозначили ворота. игра началась.
она шла с переменным успехом. сначала нам удалось поразить ворота соперников. но в один момент я отвлекся на петю, который всегда во время игр подавал улетевшие мячи (он стоял у меня за спиной и комментировал игру). на такой комментарий я и отвлекся. в результате мяч оказался у нас в воротах.
и вот наступила решающая минута. болельщики, расположившиеся на брошенных на пустыре щитах, были в напряжении. за нас приходил болеть даже дядя саша. он жил в соседнем с нами домом и часто бывал на наших матчах, нам выстраивать стратегию игры, потому что хорошо знал особенности футбола. вот и теперь он сидел среди девчонок и мальчишек из нашего двора. он был так увлечен нашей игрой, что готов был вскочить и отобрать мяч, который вел противника прямо ко мне в ворота.
я приготовился поймать мяч. пропустить его было нельзя. я даже забыл про разбитое колено, которое мне перевязал дядя саша. в ту минуту я не чувствовал боли. согнувшись, я стоял на воротах весь в ожидании последнего удара, когда мяч с силой полетит ко мне. я рассчитал каждое свое движение и был готов. и вот удар. мяч летит прямо в меня. я хватаю его и вдруг замечаю, что это ботинок, а мяч летит следом чуть в сторону, в правый угол. кое-как изловчившись, я ударил по мячу. он отлетел в сторону. мы выиграли! а противника стоял в растерянности с босой ногой.
с тех пор я считался самым лучшим вратарем не только нашего, но и соседнего двора.