Чайковский — великий композитор, составивший эпоху в истории мировой музыкальной культуры. Жизнь Чайковского — образец непрерывного, настойчивого труда, Плодотворную работу композитора он сочетал с деятельностью педагога-воспитателя, критика-публициста, дирижера. Творчество Чайковского глубоко национально: он создал галерею замечательных образов русских людей, запечатлел картины родной природы, воспел славное героическое России. Чуткий реалист-психолог, Чайковский с огромной эмоциональной силой и жизненной правдой отразил духовный мир своих современников. Основная идея его творчества — протест и страстная борьба против темных сил жизни, воздвигающих препятствия на пути человека к счастью. Даже приводя эту борьбу к трагическому завершению (как, например, в «Чародейке», «Пиковой даме», Шестой симфонии), Чайковский подчеркивал конечное торжество светлых, гуманистических идеалов. Слова Чайковского: «Я — человек, страстно любящий жизнь и столь же страстно ненавидящий смерть» — могут служить эпиграфом ко всему его творчеству. Петр Ильич Чайковский родился 25 апреля (7 мая) 1840 года в Воткинске на Урале в семье горного инженера. Его музыкальность проявилась рано. Однако родители определили его в Петербургское училище правоведения, где он пробыл с 1850 по 1859 год. Лишь в 1862 году, порвав с чиновничьей карьерой, Чайковский поступил в незадолго до того открывшуюся Петербургскую консерваторию. Окончив ее спустя три года, Чайковский переселился в Москву, где стал профессором консерватории. Последующее десятилетие в напряженной творческой, педагогической и общественной деятельности. Одна за другой возникали оперы, симфонии, камерные сочинения. Лирически светлая Первая симфония («Зимние грезы», 1866), опера «Кузнец Вакула» (1874, в позднейшей редакции — «Черевички», 1885), насыщенная стихией народной песни и танца Вторая симфония (1872) и Первый фортепианный концерт (1874) характерны для этого периода творчества Чайковского. Вместе с тем программные симфонические произведения «Ромео и Джульетта» (1869) и «Буря» (1873, по Шекспиру), а также «Франческа да Римини» (1876, по Данте) наметили ту трагическую линию, которая выявилась особенно ярко в последние годы жизни композитора. К 1878 году Чайковский закончил Четвертую симфонию и оперу «Евгений Онегин» — гениальные произведения, которые ознаменовали расцвет его творчества и сыграли решающую роль в последующем развитии русской оперы и симфонии. В 1880-х годах круг тем и образов, привлекавших композитора, расширяется, крепнет его интерес к показу жизненных противоречий, столкновений человеческих характеров. Об этом говорит большинство его крупных сочинений зрелого периода: оперы «Орлеанская дева» (1879), «Мазепа» (1883), «Чародейка» (1887), программная симфония «Манфред» (1885, по Байрону), Пятая симфония (1888). С 1887 года Чайковский выступает в крупнейших городах Европы и Америки, пропагандируя русскую музыку. Его творчество повсеместно встречает широчайшее признание. В 1893 году в Англии, в Кембриджском университете, Чайковскому было присвоено почетное звание доктора музыки В последний период жизни (1887—1893) композитор создал свои наиболее трагические произведения — оперу «Пиковая дама» (1890) и Шестую симфонию (1893), а рядом с ними — полные тепла и солнечного света балет «Спящая красавица» (1889) и оперу «Иоланта» (1891). Чайковский умер 25 октября (6 ноября) 1893 года в Петербурге.
Взгляните на фигурную композицию “Бегство из Трои”, известную еще под названием “Эней с Анхисом на плечах”. Фигурному изображению соответствуют стихи 559-567, 707-729 книги II поэмы Вергилия “Энеида”. Исследователь творчества Вергилия В.Топоров считает, что “в связи с той независимой игрой, которую вели естественно-семейное” и “действенно-историческое” начала, и в силу тех чудных конфигураций, которые в результате перекрещения и наложения этих рядов возникали, Эней оказался в особом состоянии, которое требовало от него соответствующей этому состоянию особой ответственности. Особенность этого состояния в центральности Энея. С одной стороны, он был посредине того отрезка семейного потока, который соединял людей разной судьбы и жизненного опыта, как отец Анхис и сын Асканий (Иул). С другой стороны, он оказался в центре событий, где сходились линии троянской истории и будущей римской судьбы. Только Энею был лично и истинно жизненно знаком как “троянский”, так и “итальянский” опыт, между которыми образовалась трещина, которая угрожала гибелью каждому, кто старался соединить две настолько не похожие друг на друга половины. Асканий, вывезенный еще мальчиком из Трои, собственно не имел самостоятельного “троянского опыта”. Анхису не было дано вступить на землю Италии, и только в Энее был воплощен дефицит жизненных опытов его сына и отца, только он лично познал единство этих двух опытов, осознанных как один интегрированный опыт, который был сознательно усвоен Энеем и который в значительной мере составил его личность. В начале все было иначе, и в центре было преимущественно “личное”. Три ближайшие фигуры определяют для Энея это личное - отец, сын, жена. И из них - главная, в решающий момент, когда решалась судьба Трои, почти исключительная забота, и главная задача вырастает из ситуации, связанной с ними же во время гибели Трои. Эта задача открывается ему извне и будто неожиданно… Но в этот момент Эней осознать лишь обреченность ситуации, и не принять правильное решение. Первое стремление - горячечное: броситься в битву, чтобы погибнуть - “Оружие, эй, оружие давайте, мужи, так как последний час бьет нам”…, - оно могло принадлежать человеку, который сознает конец лишь своего состояния, и даже угроза жизни близких воспринимается им через свое личное - других, он будто готов забыть. Но Креуса своевременно напоминает мужу о его обязанности - также личной, но уже такой, которая перерастает или готова перерасти в надличностное, по меньшей мере в семейное, домашнее - «….первое - этот дом защищай. Так как на кого же маленький Иул наш, отец и, что когда-то была женщиной у тебя, останутся?». Однако увидев знамение - венцов света над головой Иула, скажет чуть позже Анхис - “небесным родителям”, богам, но, бесспорно, и сыну: “Родные боги, я уже не медлю, и где зовете, иду я. Дом этот внука. Это ваше знамение. Троя - в вашей опеке. Тебе уступаю, мой сын, и не откажусь идти за тобой как верный товарищ”. Креусе здесь уже будто и нет места (или, если оно все же есть, оно - последнее): свое дело она сделала, и она под смертельной угрозой. Эней откликнулся на эти заклинания, и вот - ноша - отец на плечах сына, в правой руке - рука его сына, Аскания, который следует за отцом неуверенными шагами, а позади, отставая, - Креуса. Она - вне семейного контекста, ей не определено судьбой быть спутницей мужа в его новой жизни, и ее призрак тает в тонком воздухе. И Асканий - внутри этого семейного контекста, точнее - на острие стрелы, направленной в будущее этого рода, и поэтому о нем заботятся не только Эней и Креуса, а и Анхис и, более того, сами боги - не только родная ему Венера, а и Меркурий, который напоминает позднее, в другой ответственный момент, Энею о Аскании: “Что же, когда, совсем тебя уже не влечет тех подвигов слава и потрудиться не хочешь уже, чтобы ту славу получить, то вспомни, что Асканий растет, твой потомок, будущий твой наследник Иул, которому в Италии царство и римская принадлежит земля”. Так постепенное личностное перерастает в личностно-семейное, которое должно в свою очередь перерасти в то надличностное и надсемейное начало, которое в будущем должно завершиться Римом и римской славой. Растет род, и согласно ему возрастают задачи, обязанность, чувство ответственности и знание - осознание всего этого, неотделимое в своих истоках от рождения. Но чтобы начать путь в будущее, Эней должен еще раз притронуться к взглянуть на него так, чтобы запомнить навсегда и позволить этому зрительному образу войти в память сердца, не отбрасывать не отрекаться от него, а помнить его, принимать его в свое состояние и будто сызнова, когда нужно, - обращаться к этому
