Элегическая настроенность, характерная для двух последних лицейских лет, начинает понемногу и исподволь давать себя знать уже с конца 1815 года. В этом отношении достаточно назвать стихотворение «К ней» («Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку...»)1, едва ли не самое первое стихотворение так называемого «бакунинского» цикла.
В основе этого элегического цикла лежало увлечение Пушкина сестрой своего лицейского товарища — Е. П. Бакуниной. Об этом сам Пушкин вспоминал в отброшенных строфах «Евгения Онегина»:
В те дни. .. в те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы, и любовь
Младую взволновала кровь
И я, тоскуя безнадежно,
Томясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов,
Об ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал. . .
Прямым соответствием с этими строками звучит запись в лицейском дневнике Пушкина 1815 года, где собственное чувство характерно передается как своими стихами, так и стихами Жуковского:
Итак я счастлив был, итак я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался.. .
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья, И снова вкруг меня угрюмой скуки тень! ..
Я счастлив был! .. нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу — ее не видно было!—наконец я потерял надежду, вдруг
Исследователи насчитывают до двадцати двух пушкинских стихотворений, в которых в той или иной мере содержатся отголоски этого увлечения. Чем ближе Пушкин будет подходить к 1816 году, тем все сильнее будут звучать элегические ноты в его лирике, та ее элегическая окрашенность, с какой он и выйдет из Лицея и какую впоследствии, исчерпав до конца, сам же и осудит в своей «Вольности». Именно с этого года начинается особенно сильное пушкинское увлечение поэзией Жуковского. Характерные черты поэтики созданной им и Батюшковым «школы гармонической точности» с особенной отчетливостью определяют основную стилевую окраску целого цикла пушкинских эЛегий последних двух лицейских лет.
Явственные приметы поэтики школы Жуковского и Батюшкова отчетливо проступают в пушкинских элегиях этих лет:
Задумчиво бродя в глуши лесов, Произносил я имя несравненной; И звал ее — и глас уединенный Пустых долин позвал ее в дали. (I, 198)
И ты со мной, о Лира, приуныла.
Наперсница душа моей больной! —
Твоей струны печален звон глухой,
И лишь любви ты голос не забыла! ,.
К чему мне петь? под кленом полевым
Оставил я пустынному зефиру
Уж навсегда покинутую лиру
И слабый дар как легкий скрылся дым.)
Так выявляются отдельные этапы ранней лирики Пушкина, когда он, исчерпав одни возможности поэтического творчества, свойственные данному периоду его развития, переходил к другим и, в свою очередь, исчерпав их, переходил к третьим. «Вакхический» пафос воспевания радостей и наслаждений жизни, окрашивавший пушкинскую лирику 1815 года, сменяется элегическими настроениями 1816 и первой половины 1817 года, а это, в свою очередь, сменяется свободолюбивой устремленностью 1817—1819 годов.
Последние два года, проведенные в Лицее, отмечены стремительным ростом художественного мастерства Пушкина, расширением его кругозора, последовательно сказывающемся на углублении содержания его лирики, приобретающей все более самостоятельный, самобытный и новаторский характер.
Пушкин постепенно освобождается от воздействия посторонних поэтических систем, влияния привычной поэтической фразеологии. Появляющаяся в его лирике конкретность поэтического мышления уже в эти годы становится залогом достижений его зрелой лирики.
Рассказ о мальчиках в ночном-не просто очерк о представлениях детей одной из деревенек средней полосы России о мире вокруг них. Это и поэтическая картина родной природы, и описание уже определившихся характеров подростков и их взглядов, и раздумье писателя о связи природы и судьбы человека, о будущем своей России.
Мы наблюдаем за подростками на фоне летней ночи и видим, как сложились характеры и определились взгляды.
Тургеневу удалось показать не только их обездоленность, но и одаренность, духовную красоту ребят.
Элегическая настроенность, характерная для двух последних лицейских лет, начинает понемногу и исподволь давать себя знать уже с конца 1815 года. В этом отношении достаточно назвать стихотворение «К ней» («Эльвина, милый друг, приди, подай мне руку...»)1, едва ли не самое первое стихотворение так называемого «бакунинского» цикла.
В основе этого элегического цикла лежало увлечение Пушкина сестрой своего лицейского товарища — Е. П. Бакуниной. Об этом сам Пушкин вспоминал в отброшенных строфах «Евгения Онегина»:
В те дни. .. в те дни, когда впервые
Заметил я черты живые
Прелестной девы, и любовь
Младую взволновала кровь
И я, тоскуя безнадежно,
Томясь обманом пылких снов,
Везде искал ее следов,
Об ней задумывался нежно,
Весь день минутной встречи ждал
И счастье тайных мук узнал. . .
Прямым соответствием с этими строками звучит запись в лицейском дневнике Пушкина 1815 года, где собственное чувство характерно передается как своими стихами, так и стихами Жуковского:
Итак я счастлив был, итак я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался.. .
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья, И снова вкруг меня угрюмой скуки тень! ..
Я счастлив был! .. нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданьем, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу — ее не видно было!—наконец я потерял надежду, вдруг
Исследователи насчитывают до двадцати двух пушкинских стихотворений, в которых в той или иной мере содержатся отголоски этого увлечения. Чем ближе Пушкин будет подходить к 1816 году, тем все сильнее будут звучать элегические ноты в его лирике, та ее элегическая окрашенность, с какой он и выйдет из Лицея и какую впоследствии, исчерпав до конца, сам же и осудит в своей «Вольности». Именно с этого года начинается особенно сильное пушкинское увлечение поэзией Жуковского. Характерные черты поэтики созданной им и Батюшковым «школы гармонической точности» с особенной отчетливостью определяют основную стилевую окраску целого цикла пушкинских эЛегий последних двух лицейских лет.
Явственные приметы поэтики школы Жуковского и Батюшкова отчетливо проступают в пушкинских элегиях этих лет:
Задумчиво бродя в глуши лесов, Произносил я имя несравненной; И звал ее — и глас уединенный Пустых долин позвал ее в дали. (I, 198)
И ты со мной, о Лира, приуныла.
Наперсница душа моей больной! —
Твоей струны печален звон глухой,
И лишь любви ты голос не забыла! ,.
К чему мне петь? под кленом полевым
Оставил я пустынному зефиру
Уж навсегда покинутую лиру
И слабый дар как легкий скрылся дым.)
Так выявляются отдельные этапы ранней лирики Пушкина, когда он, исчерпав одни возможности поэтического творчества, свойственные данному периоду его развития, переходил к другим и, в свою очередь, исчерпав их, переходил к третьим. «Вакхический» пафос воспевания радостей и наслаждений жизни, окрашивавший пушкинскую лирику 1815 года, сменяется элегическими настроениями 1816 и первой половины 1817 года, а это, в свою очередь, сменяется свободолюбивой устремленностью 1817—1819 годов.
Последние два года, проведенные в Лицее, отмечены стремительным ростом художественного мастерства Пушкина, расширением его кругозора, последовательно сказывающемся на углублении содержания его лирики, приобретающей все более самостоятельный, самобытный и новаторский характер.
Пушкин постепенно освобождается от воздействия посторонних поэтических систем, влияния привычной поэтической фразеологии. Появляющаяся в его лирике конкретность поэтического мышления уже в эти годы становится залогом достижений его зрелой лирики.
Рассказ о мальчиках в ночном-не просто очерк о представлениях детей одной из деревенек средней полосы России о мире вокруг них. Это и поэтическая картина родной природы, и описание уже определившихся характеров подростков и их взглядов, и раздумье писателя о связи природы и судьбы человека, о будущем своей России.
Мы наблюдаем за подростками на фоне летней ночи и видим, как сложились характеры и определились взгляды.
Тургеневу удалось показать не только их обездоленность, но и одаренность, духовную красоту ребят.