Жила-была одна умная-распреумная мышь. Она очень гордилась этим и свысока поглядывала на своих неучей-собратьев. Да и немудрено – она жила в библиотеке, а, значит, вращалась среди культуры. Словом, культурная была. Как встретит кого знакомого, так и начнёт: - Вчера, когда я доедала свой хлеб и сыр, я так уютно устроилась среди собрания сочинений Салтыкова-Щедрина… Дальше не было необходимости продолжать. И все ей завидовали: ну надо же! Она обедала в такой интеллектуальной обстановке среди умных книг! Где уж нам, дуракам, чай пить… А однажды начала такую историю: - Вчера знаменитый писатель приезжал, в его честь обед устроили, так я очень уютно на его ботинке посидела… Что она дальше говорила – уже даже никто и не помнил, потому что только и думали: «Надо же, как везёт некоторым – устроиться среди литературы. Не то, что мы… » Мышь стала городской знаменитостью. Да и как же иначе? Кому ещё посчастливится ухватить славу за хвост, не прилагая особых усилий? ! Но однажды… Однажды умная-распреумная мышь встретила другую. Та была воздушно-утончённо-музыкальная, потому что жила в театре. И вот воздушно-утончённо-музыкальная мышь стала рассказывать: - Ах, как я вчера сладко спала, забравшись в складки балетной пачки! А потом уютно расположилась на партитуре оперы «Лючия ди Ламмермур» и с аппетитом съела целое пирожное – их в буфете хоть отбавляй! А потом с наслаждением вскарабкалась на занавес и покачалась, как на качелях! Умная-распреумная мышь почувствовала себя ущемлённой. Значит, она не одна такая? Есть и другие культурные мыши? А вдруг кроме мышей литературы и мышей искусства есть и мыши науки? И такая мышь нашлась. Она жила в институте исследования полупроводников и очень гордилась этим – раз она там живёт, значит, она учёная! И только хотела похвастаться своей жизнью, но… Как-то раз устроили генеральную уборку и ремонт в библиотеке, где жила умная-распреумная мышь. Началась генеральная уборка и ремонт в театре, где жила воздушно-утончённо-музыкальная мышь. Институт исследования полупроводников вообще переехал в другое здание. Такие встряски маленьким мышкам трудно вынести. И кинулись они из театров, библиотек, институтов… Куда? Да туда, где живут обычные мыши – на свалку. Уж там-то они ожидали стать мега-звёздами! Мыши, обитавшие до них на этой свалке, стали с любопытством спрашивать: - А что интересного в книгах было? - А о чём рассказывал писатель? - А красиво танцевала балерина, у которой ты в пачке спала? - А музыка в той опере красивая? Ты же пирожное на партитуре ела, значит, знаешь! - А что изобрели учёные, ну, там, где ты жила? Но мыши ничего этого не знали. И вскоре про их рассказы о все забыли. Так и остались они на свалке и постепенно сами забыли про свою распреумность, утончённость и учёность, которых, впрочем, в них и не было никогда.
Повесть «Собачье сердце» раскрывает перед читателем тайные струны, потаенные уголки существования москвичей в начале 20-х годов 20-го века. Булгаков доказывает, что преобразование общественно строя страны – это насилие над природой жизни и самой эволюцией. Для этого он приводит историю о том, как из собаки сделали человека. Такая метафора не могла не прочитаться и не стать осознанной как современниками, так и нами, потомками. Но интересен не столько эксперимент, сколько его последствия. Каковы же они?
Доктор Борменталь называет профессора Преображенского, чей скальпель «вызвал к жизни новую человеческую единицу», творцом. Это слово, как мне кажется, имеет не только конкретно-бытовое, но и общекультурное значение.
Жила-была одна умная-распреумная мышь. Она очень гордилась этим и свысока поглядывала на своих неучей-собратьев. Да и немудрено – она жила в библиотеке, а, значит, вращалась среди культуры.
Словом, культурная была.
Как встретит кого знакомого, так и начнёт:
- Вчера, когда я доедала свой хлеб и сыр, я так уютно устроилась среди собрания сочинений Салтыкова-Щедрина…
Дальше не было необходимости продолжать.
И все ей завидовали: ну надо же! Она обедала в такой интеллектуальной обстановке среди умных книг! Где уж нам, дуракам, чай пить…
А однажды начала такую историю:
- Вчера знаменитый писатель приезжал, в его честь обед устроили, так я очень уютно на его ботинке посидела…
Что она дальше говорила – уже даже никто и не помнил, потому что только и думали: «Надо же, как везёт некоторым – устроиться среди литературы. Не то, что мы… »
Мышь стала городской знаменитостью. Да и как же иначе? Кому ещё посчастливится ухватить славу за хвост, не прилагая особых усилий? !
Но однажды…
Однажды умная-распреумная мышь встретила другую. Та была воздушно-утончённо-музыкальная, потому что жила в театре.
И вот воздушно-утончённо-музыкальная мышь стала рассказывать:
- Ах, как я вчера сладко спала, забравшись в складки балетной пачки! А потом уютно расположилась на партитуре оперы «Лючия ди Ламмермур» и с аппетитом съела целое пирожное – их в буфете хоть отбавляй! А потом с наслаждением вскарабкалась на занавес и покачалась, как на качелях!
Умная-распреумная мышь почувствовала себя ущемлённой. Значит, она не одна такая? Есть и другие культурные мыши? А вдруг кроме мышей литературы и мышей искусства есть и мыши науки?
И такая мышь нашлась. Она жила в институте исследования полупроводников и очень гордилась этим – раз она там живёт, значит, она учёная!
И только хотела похвастаться своей жизнью, но…
Как-то раз устроили генеральную уборку и ремонт в библиотеке, где жила умная-распреумная мышь. Началась генеральная уборка и ремонт в театре, где жила воздушно-утончённо-музыкальная мышь. Институт исследования полупроводников вообще переехал в другое здание.
Такие встряски маленьким мышкам трудно вынести. И кинулись они из театров, библиотек, институтов… Куда? Да туда, где живут обычные мыши – на свалку. Уж там-то они ожидали стать мега-звёздами!
Мыши, обитавшие до них на этой свалке, стали с любопытством спрашивать:
- А что интересного в книгах было?
- А о чём рассказывал писатель?
- А красиво танцевала балерина, у которой ты в пачке спала?
- А музыка в той опере красивая? Ты же пирожное на партитуре ела, значит, знаешь!
- А что изобрели учёные, ну, там, где ты жила?
Но мыши ничего этого не знали. И вскоре про их рассказы о все забыли.
Так и остались они на свалке и постепенно сами забыли про свою распреумность, утончённость и учёность, которых, впрочем, в них и не было никогда.
Но интересен не столько эксперимент, сколько его последствия. Каковы же они?
Доктор Борменталь называет профессора Преображенского, чей скальпель «вызвал к жизни новую человеческую единицу», творцом. Это слово, как мне кажется, имеет не только конкретно-бытовое, но и общекультурное значение.