Само стихотворение необычно по форме: три первых четверостишия начинаются одинаково – использована анафора «когда…». Поэтесса выбирает три, на ее взгляд, самых эфемерных создания природы – снежинку, медузу и мотылька. Снежинку, «что легко летает», нельзя трогать рукой, потому что от человеческого тепла «она слезинкой тает».
Самое главное – ей нельзя вернуть прежнюю воздушность: она может превратиться только в крошечную льдинку, и тогда на самом деле станет ясно, что прикосновение к снежинке – это ошибка, так как нельзя восстановить утраченную красоту и хрупкость.
Когда «коснемся мы капризом рук» медузы, «пленясь ее прозрачностью», она побледнеет и погибнет, как «пленник, заключенный в узы». Это сравнение звучит очень символично: руки, в которых, по чьей-то прихоти, оказывается медуза, сопоставимы с узами (кандалами!), из которых не может вырваться пленник. И вновь происходит ошибка: еще одно божье создание погибает.
В третьем четверостишии уже новый образ – «мотылька-скитальца». Что удивительно, Цветаева с приложения наделяет его характеристикой: он не мотылек, он скиталец, то есть странник, а на Руси странниками были люди, близкие к Богу, ищущие правду (как здесь не вспомнить знаменитого странника Луку из пьесы Максима Горького «На дне»!). Кроме того, в этом четверостишии уже не единичный образ, а множество мотыльков, что подчеркивает, как слишком многие хотели «видать не грезу, а земную быль» и оставляли на своих пальцах их наряд - «зарей раскрашенную пыль».
И вдруг резкий переход: «Оставь полет снежинкам с мотыльками…!» Героиня убеждена в том, что нельзя мечту воплотить в действительность, потому что все, что становится обыденностью, гибнет, так и не превратившись в реальность. Наверное, трудно не согласиться с героиней: мечта должна оставаться недостижимой, она должна звать, манить, вести за собой.
Но и эта мысль не самое главное в данном стихотворении. Как это часто случается в произведениях Марины Цветаевой, основная идея заключена в конце. Как ни парадоксально, стихотворение-то о любви! И эта тайна раскрывается в заключительных строках: нельзя требовать от любимого человека, чтобы он любил так, как ты себе нафантазировала. Нельзя требовать от него той жертвенности, на которую готова ты. Нельзя ждать от другого такой страсти, на которую ты Но когда героиня это понимает, ей становится вдвойне тяжелей. Во-первых, она видит, что ее возлюбленный был «грустью зыбкой», т. е. ненастоящей, эфемерной, как снежинка, медуза или мотылек.
А во-вторых, для нее становится вполне определенным, что и его любовь была ошибкой, ведь он не помышлял о том, чтобы в любви «гореть, безумствовать, рдеть».
В то же время героиня Цветаевой уверена: «Но без любви мы гибнем». Очевидно, здесь сказывается юношеский максимализм самой поэтессы, ведь стихотворение было написано в 18 лет, когда без любви действительно не представляешь себе жизни. Таким образом, последняя строка стихотворения противопоставлена всему стихотворению. И еще в этой строке удивительно то, что заканчивается она обращением к некоему Чародею. Возможно, Цветаева имела в виду волшебника, сказочника, Бога – словом, любого, кто может совершить чудо – подарить настоящую любовь. Это обращение употреблено в конце предложения, что не характерно для русского языка, и напоминает отчаянный вскрик человека, уже ни на что не надеющегося.
Цветаева говорит о снежинке, которая воздушна, летает, красивая такая, но стоит тронуть её рукой – она тает и больше не может быть былой красотой. Та же мысль повторятся в другом примере – с медузой, которая красива, пока её не трогаешь.
После двух примеров Марина делает вывод: когда мы в мечтах («мотыльках-скитальцах») пытаемся увидеть быт, делаем из них реальность, они сразу теряют свой неземной окрас, наряд,
Объяснение:
Само стихотворение необычно по форме: три первых четверостишия начинаются одинаково – использована анафора «когда…». Поэтесса выбирает три, на ее взгляд, самых эфемерных создания природы – снежинку, медузу и мотылька. Снежинку, «что легко летает», нельзя трогать рукой, потому что от человеческого тепла «она слезинкой тает».
Самое главное – ей нельзя вернуть прежнюю воздушность: она может превратиться только в крошечную льдинку, и тогда на самом деле станет ясно, что прикосновение к снежинке – это ошибка, так как нельзя восстановить утраченную красоту и хрупкость.
Когда «коснемся мы капризом рук» медузы, «пленясь ее прозрачностью», она побледнеет и погибнет, как «пленник, заключенный в узы». Это сравнение звучит очень символично: руки, в которых, по чьей-то прихоти, оказывается медуза, сопоставимы с узами (кандалами!), из которых не может вырваться пленник. И вновь происходит ошибка: еще одно божье создание погибает.
В третьем четверостишии уже новый образ – «мотылька-скитальца». Что удивительно, Цветаева с приложения наделяет его характеристикой: он не мотылек, он скиталец, то есть странник, а на Руси странниками были люди, близкие к Богу, ищущие правду (как здесь не вспомнить знаменитого странника Луку из пьесы Максима Горького «На дне»!). Кроме того, в этом четверостишии уже не единичный образ, а множество мотыльков, что подчеркивает, как слишком многие хотели «видать не грезу, а земную быль» и оставляли на своих пальцах их наряд - «зарей раскрашенную пыль».
И вдруг резкий переход: «Оставь полет снежинкам с мотыльками…!» Героиня убеждена в том, что нельзя мечту воплотить в действительность, потому что все, что становится обыденностью, гибнет, так и не превратившись в реальность. Наверное, трудно не согласиться с героиней: мечта должна оставаться недостижимой, она должна звать, манить, вести за собой.
Но и эта мысль не самое главное в данном стихотворении. Как это часто случается в произведениях Марины Цветаевой, основная идея заключена в конце. Как ни парадоксально, стихотворение-то о любви! И эта тайна раскрывается в заключительных строках: нельзя требовать от любимого человека, чтобы он любил так, как ты себе нафантазировала. Нельзя требовать от него той жертвенности, на которую готова ты. Нельзя ждать от другого такой страсти, на которую ты Но когда героиня это понимает, ей становится вдвойне тяжелей. Во-первых, она видит, что ее возлюбленный был «грустью зыбкой», т. е. ненастоящей, эфемерной, как снежинка, медуза или мотылек.
А во-вторых, для нее становится вполне определенным, что и его любовь была ошибкой, ведь он не помышлял о том, чтобы в любви «гореть, безумствовать, рдеть».
В то же время героиня Цветаевой уверена: «Но без любви мы гибнем». Очевидно, здесь сказывается юношеский максимализм самой поэтессы, ведь стихотворение было написано в 18 лет, когда без любви действительно не представляешь себе жизни. Таким образом, последняя строка стихотворения противопоставлена всему стихотворению. И еще в этой строке удивительно то, что заканчивается она обращением к некоему Чародею. Возможно, Цветаева имела в виду волшебника, сказочника, Бога – словом, любого, кто может совершить чудо – подарить настоящую любовь. Это обращение употреблено в конце предложения, что не характерно для русского языка, и напоминает отчаянный вскрик человека, уже ни на что не надеющегося.
Цветаева говорит о снежинке, которая воздушна, летает, красивая такая, но стоит тронуть её рукой – она тает и больше не может быть былой красотой. Та же мысль повторятся в другом примере – с медузой, которая красива, пока её не трогаешь.
После двух примеров Марина делает вывод: когда мы в мечтах («мотыльках-скитальцах») пытаемся увидеть быт, делаем из них реальность, они сразу теряют свой неземной окрас, наряд,