Каким вы представляете себе лирического героя от лица которого ведется рассказ Кристианские дети

 В основу повести легла история, рассказанная Пушкину Нащокиным, о бедном белорусском дворянине Островском. Он затеял тяжбу с богатым соседом, и хотя правда была на сторо­не Островского, его имение досталось богатому соседу, подку­пившему судей. И помещик Островский становится разбойни­ком и грабит богачей. Островский стал прототипом Владимира Дубровского. В восьмилетнем возрасте он был привезен в Петербург. Вос­питывался в Кадетском корпусе и был выпущен корнетом в гвардию. Он служил в одном из гвардейских пехотных пол­ков. Отец не щадил денег на его содержание. Владимир был расточителен, играл в карты, «позволял себе роскошные при­хоти», «входил в долги» и мечтал о богатой невесте. С отцом Владимир общался мало. Но ссора его отца, Андрея Гаврило­вича, с помещиком Троекуровым изменила его жизнь. Узнав о болезни отца, Владимир упрекал себя в преступном бездей­ствии. Мысль потерять отца терзала его сердце. Он даже ре­шил подать в отставку, если болезнь отца потребует его при­сутствия. Владимир нашел отца в тяжелом состоянии, узнал о его тяжбе с Троекуровым. Через несколько дней после при­езда сына Андрей Гаврилович умер. И Владимир решил ото­мстить Троекурову. Пробравшись в дом помещика в образе француза-учителя, наш герой познакомился с Машей Троекуровой. Через неко­торое время он в этой семье нашел любовь и уважение, и же­лание мстить исчезло. «Все любили молодого учителя. Ки­рилла Петрович — за его смелое проворство на охоте, Мария Кирилловна — за усердие и робкую внимательность, Саша — за снисходительность к его шалостям, домашние — за доброту и щедрость». Дубровский очень ранимый человек с пылким сердцем и доброй душой. Он с любовью и заботой относится к своему отцу, к родному дому, к домашним и слугам. Он нежно и преданно любит Машу. Даже прощает своего соперника, князя Верейского. Чувство любви и собственного достоинства спа­сает его от разрушительной силы ненависти и безумства мщения. Владимир был смелым, умным, находчивым, решительным, благородным. Чувство мести не взяло верх над его добротой, щедростью, благородством. Поджигая свой дом, Владимир ве­лел двери оставить открытыми, чтобы люди, оставшиеся в доме, могли Даже став разбойником и занимаясь грабе­жами, он пользовался уважением простых людей и других помещиков. «Это странно, — говорит генерал вдове Анне Глобовой, — я слыхал, Дубровский нападает не на всякого, и в убийствах ник­то его не обвиняет... Он сам был гвардейским офицером, он не захочет обидеть товарища». «О, как должен я ненавидеть того — но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти». Владимир Дубровский под влиянием некоторых обстоятельств и людей изменился: на­учился любить и прощать, уважать себя и других. Именно это и вызывает уважение в главном герое.

Я помню, как пугала меня мысль о том, что надо будет когда-то прочесть эти четыре тома с таким серьезным и скучным названием, с бесконечными французскими цитатами...

Но вот «закончен труд упорный», прочитанный роман лежит передо мной, и я смотрю на него с чувством удовлетворения и удивления: состоялось и мое приобщение к «величайшему роману XIX века». Не без усилий пробираясь через французские реплики, привыкая к десяткам, а потом сотням имен и титулов, вникая в родственные отношения героев, я вживалась в роман, в девятнадцатый век, в войну и мир и не заметила, как сроднилась с Андреем и Пьером, с Наташей и княжной Марьей. Вместе с ними я через двенадцатый год, через Бородино... Вместе с Болконским и Николаем Ростовым преодолевала свой страх и мечтала о славе, восторгалась удалью Долохова и Денисова, с удивлением смотрела на нелепого и бесстрашного Пьера.

Сколько может вместить в себя книга? Сколько может понять и открыть человеческий гений? Даже если иметь в виду только «Войну и мир», Толстой кажется бесконечным, неисчерпаемым.

Что дало мне чтение романа? Во-первых, огромный читательский опыт. Немного найдется книг, которые давали бы такую работу уму. Ожили мои знания по истории. Девятнадцатый век стал ближе, понятнее. Да и наше время стало более понятным, сложные человеческие отношения осветились новым светом.

Я продолжаю думать над словами Толстого о роли личности в истории: «...ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей...» Они сплетаются в кольцо, и я не могу найти его начало, а так хочется!

Я думаю о том, как сложна жизнь человека, сам человек. Да, «люди как реки». Мы смотрим, как в зеркало, друг на друга, и все же надеемся, что сможем избежать чужих ошибок, падений.

Роман дал возможность общения с интересными и мудрыми собеседниками. Как не прислушаться к Пьеру, говорившему, что надо жить, надо любить, надо верить, несмотря ни на что! Как его мысль о том, что всем честным людям необходимо объединиться! «Ведь так убежден Пьер.

В этой книге столько умных людей, объясняющих не только то, что было, но и то, что есть сегодня, будет завтра.

Мне кажется, после Толстого я стала лучше думать о людях: ведь в каждом из нас — целый мир, и в нем не Княжне Марье тоже нелегко было со стариком Болконским. Но сколько в ней терпения, понимания. Сколько еще всего в этой книге! Хватит на целую жизнь. Когда-нибудь я перечитаю роман снова и, наверное, снова удивлюсь его неисчерпаемости и мудрости.