Литература, Рассказ "Снежная королева" развернутый ответ на во Какие качества проявляла Герда, когда Кая (к каждому качеству доказательство, отрывок из текста
Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Про тебя Нашу песню сложили мы, Про твово любимого опричника Да про смелого купца, про Калашникова; Мы сложили еЈ на старинный лад, Мы певали еЈ под гуслярский звон И причитывали да присказывали. Православный народ ею тешился, А боярин Матвей Ромодановский Нам чарку поднЈс мЈду пенного, А боярыня его белолицая Поднесла нам на блюде серебряном Полотенце новое, шЈлком шитое. Угощали нас три дни. три ночи И всЈ слушали не наслушались. I Не сияет на небе солнце красное, Не любуются им тучки синие: То за трапезой сидит во златом венце, Сидит грозный царь Иван Васильевич. Позади его стоят стольники, Супротив его всЈ бояре да князья, И пирует царь во славу божию, В удовольствие своЈ и веселие. Улыбаясь, царь повелел тогда Вина сладкого заморского Нацедить в свой золочЈный ковш И поднесть его опричникам. - И все пили, царя славили. Лишь один из них, из опричников, Удалой боец, буйный молодец, в золотом ковше не мочил усов; Опустил он в землю очи тЈмные, Опустил головушку на широку грудь - А в груди его была дума крепкая. Вот нахмурил царь брови чЈрные И навЈл на него очи зоркие, Словно ястреб взглянул с высоты небес На младого голубя сизокрылого, - Да не поднял глаз молодой боец. Вот об землю царь стукнул палкою, и дубовый пол на полчетверти Он железным пробил оконечником - Да не вздрогнул и тут молодой боец. Вот промолвил царь слово грозное - И очнулся тогда добрый молодец. "Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич, Аль ты думу затаил нечестивую? Али славе нашей завидуешь? Али служба тебе честная прискучила? когда входит месяц - звЈзды радуются, что светлей им гулять по поднЕбесью; А которая в тучу прячется, Та стремглав на на землю падает... Неприлично же тебе, Кирибеевич, Царской радостью гнушатися; А из роду ты ведь Скуратовых, И семьЈю ты вскормлен Малютиной!.." Отвечает так Кирибеевич, Царю грозному в пояс кланяясь: "Государь ты наш, Иван Васильевич! Не кори ты раба недостойного: сердца жаркого не залить вином, Думу чЈрную - не запотчевать! А прогневал тебя - воля царская; Прикажи казнить, рубить голову, Тяготит она плечи богатырские, И сама к сырой земле она клонится". И сказал ему Царь Иван Васильевич: "Да об чЈм тебе, молодцу, кручиниться? Не истЈрся ли твой парчЈвый кафтан? Не измялась ли шапка соболиная? Не казна ли у тебя поистратилась? Иль зазубрилась сабля закалЈнная? Или конь захромал, худо кованный? Или с ног тебя сбил на кулачном бою, На Москве-реке, сын купеческий?" Отвечает так Кирибеевич, Покачав головою кудрявою: "Не родилась та рука заколдованная Ни в боярском роду, ни в купеческом; Аргамак мой степной ходит весело; Как стекло горит сабля вострая; А на праздничный день твоею милостью Мы не хуже другого нарядимся. Как я сяду поеду на лихом коне За Моску-реку покатитися, Кушачком подтянуся шЈлковым, Заломлю на бочок шапку бархатную, ЧЈрным соболем отороченную, - У ворот стоят у тесовыих Красны девушки да молодушки И любуются, глядя, перешЈптываясь; Лишь одна не глядит, не любуется, Полосатой фатой закрывается... На святой Руси, нашей матушке, Не найти, не сыскать такой красавицы: Ходит плавно - будто лебЈдушка; Смотрит сладко - как голубушка; Молвит слово - соловей поЈт; Горят щеки еЈ румяные, Как заря на небе божием; Косы русые, золотистые, В ленты яркие заплетЈнные, По плечам бегут, извиваются. во семье родилась она купеческой, Прозывается АлЈной Дмитревной. Как увижу еЈ, я сам не свой, Опускаются руки сильные, Помрачаются очи буйные; Скучно, грустно мне, православный царь, Одному по свету маяться Опостыли мне кони легкие, Опостыли наряды парчовые, И не надо мне золотой казны: С кем казною своей поделюсь теперь? Перед кем покажу удальство своЈ? Перед кем я нарядом похвастаюсь? Отпусти меня в степи приволжские, На житьЈ на вольное, на казацкое, Уж сложу я там буйную головушку И сложу на копьЈ бусурманское; И разделят по себе злы татаровья Коня доброго саблю острую И седельце бранное черкасское. Мои очи слЈзные коршун выклюет, Мои кости сирые дождик вымоет, И без похорон горемычный прах На четыре стороны развеется!.." И сказал, смеясь, Иван Васильевич: "Ну, мой верный слуга! я твоей беде, Твоему горю пособить постараюся. Вот возьми перстенЈк ты мой яхонтовый Да возьми ожерелье жемчужное. Прежде свахе смышлЈной покланяйся И пошли дары драгоценные Ты своей АлЈне Дмитревне: Как полюбишься - празднуй свадебку, Не полюбишься - не прогневайся". Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич! Обманул тебя твой лукавый раб, Не сказал тебе правды истинной, Не поведал тебе, что красавица В церкви божией перевенчана, Перевенчана с молодым купцом По закону нашему христианскому. * * * Ай, ребята, пойте - только гусли стройте! Ай, ребята, пейте - дело разумейте! Уж потешьте вы доброго боярина
Джулія Новеллі – італійка; скориставшись вибухом, як і Іван, вона втікає з табору. Письменник з любов’ю змальовує Джулію, підкреслюючи її красу, тендітність, витонченість: у неї чорні виразні очі, густе волосся, гнучка і струнка фігура, дзвінкий сміх. Завдяки образу Джулії Новеллі автор спонукає свого героя пройти перевірку коханням. «Альпійська балада» образ Івана В центрі розповіді – звичайний рядовий боєць Іван Терешка. Він родом з Білороусії, це фізично міцний 25-річний хлопець; знайома з дитинства селянська праця загартувала його, зробила сильним і витривалим. В полку він нічим не виділявся серед інших піхотинців, за колишні бої отримав три подяки від командування та дві медалі «За відвагу» і думав, що на більше не здатний. Волею випадку Іван опинився в полоні у німців. Епізод полонення постійно переслідує його в нічних кошмарах (адже тоді, за законом військового часу, здатися в полон автоматично означало стати на бік ворога, тобто зрадити Батьківщині. Не можна допустити, щоб тебе взяли живим в полон. Недарма письменник загострює увагу на цій проблемі. “Нельзя срывать злость на пленных, — з гіркотою думає Іван, — плен – не проступок их, а несчастье, они не сдались в плен – их взяли, а некоторых даже сдали, предали – было и такое”. Івана Терешко, який і в таборі не дозволив себе затоптати, роздавити в нім людину, а після того, як ковтнув повітря свободи і любові, що став ще сильніше, твердіше духом, — він готовий до смертельної сутички з фашистами. Доля підготувала цій людині щось страшніше за смерть: «вибір» Івана, можливо, найнестерпніший для людини, найстрашніший з усіх, які є в повістях Бикова.
