В комедии "Ревизор" перед нами предстает картина взятнического города, в котором правят коррупционеры и воры, городничий города даже не отрицает того факта что он ворует, как говорится в письме городничему от его друга : "...Я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки...". Городничий и другие представители закона, как узнали что к ним едет ревизор ( на самом деле мелкий чиновник из Петербурга) и, подумав что это ревизор они давали ему взятки и всячески потокали ему, и узнали они, что это не ревизор они после его отъезда , когда он уехал из города с деньгами, этим случаем можно сказать правосудие восторжествовало как-то так пунктуацию проверь после тренировки сложно писать
В декабре 1854 года Севастополь все еще не укрыт снегом, «но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами». Военное утро начинается привычными уже «раскатистыми выстрелами», сменой часовых, суетой на пристани. Воздух наполнен запахами «каменного угля, навоза, сырости и говядины». Отставные матросы предлагают свои услуги в качестве перевозчика на своих небольших яликах.
При мысли о том, что находишься в Севастополе, душу наполняют «чувства какого-то мужества, гордости». Местные жители уже давно привыкли к звукам выстрелов, и не обращают на них никакого внимания. Они лишь равнодушно комментируют промеж собой, на каком участке взорвались снаряды да из какой «батареи нынче палит».
На набережной вовсю идет оживленная торговля, и тут же на земле, среди торговцев и покупателей, «валяются заржавевшие ядра, бомбы, картечи и чугунные пушки разных калибров». Приезжему человеку сразу бросается в глаза «странное смешение лагерной и городской жизни, красивого города и грязного бивуака».
В большом зале Собрания расположен госпиталь, при входе в который открывается «вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненных больных».
Старый исхудалый солдат чувствует свою раненую ногу, хотя она уже давно ампутирована. Другой раненый лежит прямо на полу, а из-под одеяла виднеется жалкий остаток перебинтованной руки, от которого исходит удушающий запах. Неподалеку лежит безногая женщина – супруга матроса, которая несла мужу обед и случайно попала под обстрел.
Кругом кровь, страдания и смерть. При взгляде на изувеченных защитников Севастополя «становится почему-то совестно за самого себя».
Самым опасным в Севастополе местом является четвертый бастион: «здесь народу встречается еще меньше, женщин совсем не видно, солдаты идут скоро, по дороге попадаются капли крови». Невдалеке слышится «свист ядра или бомбы», жужжание пуль.
От амбразуры к амбразуре спокойно прохаживается офицер и рассказывает о том, как после бомбардировки у него в командовании осталось только восемь человек и одно действующее орудие. Однако уже на следующее утро он вновь палил из всех своих пушек.
Матросы, обслуживающие орудия, выглядят не менее внушительно. В их внешнем виде и движениях видны «главные черты, составляющие силу русского» – простоту и упрямство.
Городничий и другие представители закона, как узнали что к ним едет ревизор ( на самом деле мелкий чиновник из Петербурга) и, подумав что это ревизор они давали ему взятки и всячески потокали ему, и узнали они, что это не ревизор они после его отъезда , когда он уехал из города с деньгами, этим случаем можно сказать правосудие восторжествовало
как-то так пунктуацию проверь после тренировки сложно писать
В декабре 1854 года Севастополь все еще не укрыт снегом, «но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами». Военное утро начинается привычными уже «раскатистыми выстрелами», сменой часовых, суетой на пристани. Воздух наполнен запахами «каменного угля, навоза, сырости и говядины». Отставные матросы предлагают свои услуги в качестве перевозчика на своих небольших яликах.
При мысли о том, что находишься в Севастополе, душу наполняют «чувства какого-то мужества, гордости». Местные жители уже давно привыкли к звукам выстрелов, и не обращают на них никакого внимания. Они лишь равнодушно комментируют промеж собой, на каком участке взорвались снаряды да из какой «батареи нынче палит».
На набережной вовсю идет оживленная торговля, и тут же на земле, среди торговцев и покупателей, «валяются заржавевшие ядра, бомбы, картечи и чугунные пушки разных калибров». Приезжему человеку сразу бросается в глаза «странное смешение лагерной и городской жизни, красивого города и грязного бивуака».
В большом зале Собрания расположен госпиталь, при входе в который открывается «вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненных больных».
Старый исхудалый солдат чувствует свою раненую ногу, хотя она уже давно ампутирована. Другой раненый лежит прямо на полу, а из-под одеяла виднеется жалкий остаток перебинтованной руки, от которого исходит удушающий запах. Неподалеку лежит безногая женщина – супруга матроса, которая несла мужу обед и случайно попала под обстрел.
Кругом кровь, страдания и смерть. При взгляде на изувеченных защитников Севастополя «становится почему-то совестно за самого себя».
Самым опасным в Севастополе местом является четвертый бастион: «здесь народу встречается еще меньше, женщин совсем не видно, солдаты идут скоро, по дороге попадаются капли крови». Невдалеке слышится «свист ядра или бомбы», жужжание пуль.
От амбразуры к амбразуре спокойно прохаживается офицер и рассказывает о том, как после бомбардировки у него в командовании осталось только восемь человек и одно действующее орудие. Однако уже на следующее утро он вновь палил из всех своих пушек.
Матросы, обслуживающие орудия, выглядят не менее внушительно. В их внешнем виде и движениях видны «главные черты, составляющие силу русского» – простоту и упрямство.